Попалась мне в сети сцена, снятая скрытой камерой где-то на диком пляже. Качество нуле-вое, но суть ясна: лежат мужик и баба, ему лет 50, ей лет 40, голые, она в теле, особенно ляжки (звука нет). Проходят мимо молодые ребята, останавливаются, о чём-то с мужиком поговорили, и один парень начинает бабу ебать. Не как в порнофильме, а по настоящему. Баба сначале лежит, как бревно, потом задёргалась, ноги повыше задрала, и понеслась дикая ебля. Он кончил в неё, не вынимая, встал, к ней другой, потом третий, остальные почему-то не стали. Потом тот, что первым ебал, подошёл, обнял её одной рукой за спину, другой за сиську, что-то, видно, ласковое сказал, она заулыбалась, поцеловала его, а потом с минуту хуй ему пососала, и все ушли. А мужик как лежал, так и оставался зрителем. И вспомнилась мне ялтинская история, когда я ещё молод был, и мог за ночь по 10-12 раз кончать, баб просто заёбывал. Учился я тогда в военном училище. Кормили неплохо, учили тоже, вот только стипуха кро-хотной была. Раз, помню, были мы в патруле, стоим около ресторана, оттуда вываливаются отлично одетый мужик и две девки. Те уговаривают его поехать к ним, а он смеётся и говорит: «Вон военных кадрите!». И смылся. Они к нашему майору, а он: «Да я для вас старый, вон какие молодцы со мной!» Одна девка смерила нас презрительным взглядом и процедила: «Да их суточных и на пре-зервативы не хватит...». И пошли мы, как оплёванные, дальше... Дружили мы вчетвером: Пашка Кац, из «кадетов» (суворовцев), Федька, я и Тимка - по пас-порту русский, но узкоглазый и смуглый; он сам смеялся, когла его русским называли. На все почти свои стипухи сняли мы в 500 м. от училищного КПП хату - комнатку в развалю-хе, но с отдельным входом, туалетом и крохотным душем, воду в котором грели мы самоде-льным нагревателем, воруя (мимо счётчика) ток. Главным в этой хате была хозяйка - 20-летняя девка, унаследовавшея хату от бабки. Мы её через неделю после уплаты первого взноса (с её согласия, разумеется) выебли и теперь каждый раз, как удавалось смотаться в самоволку хоть на полчаса или в увольнение, ебли. Она не беременела, что нас очень устраивало. Была в постели очень старомодна, т.е. дава-ла сначала только в пизду; через год как-то по пьянке взяла у меня в рот, в то время как Пашка её сзади ебал. А так - или на спине, или на боку лежит. В жопу - ни-ни. Как-то подпоили мы её, и Пашка её - очень осторожно - в жопу трахнул, так она ему потом неделю не давала. Но обычно не отказывала нам почти никогда, даже в первые 2 дня мензуса мы её ебли. Сложения она была плотного, грудь приличная, но украшением её была совершенно роско-шная жопа. Воткнёшь сзади в пизду, засаживаешь, и когда к жопе прижимаешься, такое удовольствие... Пашка от жопы был без ума. Она ему и анал простила поэтому, думаю... Пиздёнка была хороша, не как у целки, конечно, но плотная (в удачное время мы вчетвером в неё за вечер по три раза кончали, так что, когда прощались, губки и те, и другие красные и распухшие были; двигалась она, морщась и охая после ебли; а я любил ей ноги поднять, скрестить, подушку под жопу - и вперёд: хер так туго ходит, она стонет и подмахивает...). Но, как правило, лежала, не шевелясь, говоря: «Я даю, а вы - старайтесь!». Продолжалась это года полтора, и тут примчался как-то Яшка, отозвал нас в угол казармы и говорит: «Мужики, достаньте на вечер переносный киноаппарат, у меня такая плёнка есть!!» «Какая?!» «О-ху--е-е-те!!!». Достали, приволокли на хату, включили - и действительно охуели: шведская порнуха с груп-повухой, аналом и т.д. В то время - за просмотр верный путь в тюрягу и вылет из училища (для нас тогда кинопорнуха вообще была «терра инкогнита»). Тут приходит Танька, Яшка её в прихожую увёл и клятву молчать взял. Какую - хер его знает, но не выдала. Показали мы ей порнуху, сразу в постель и давай ебать. Завелась она сильно, хитрый Яшка хер маслом намазал, сзади пристроился и давай в жопу вставлять. Сопротивлялась она, под впечатлением от фильма, слабо, а когда я ей спереди воткнул, взвыла и заметалась взад-вперёд. Короче, отъебали мы её в тот вечер все во все дырки - и вместе, и по отдельности. В рот, по её просьбе, старались не кончать. Такое удовольствие было в узкую жопу вдви-гать, а потом со всего размаху задвигать... Я назавтра один пришёл, лежит Танька в постели, думает. Я рядом прилёг, ласкаю, чувст-вую, ебать ещё не время. Сиськи поцеловал, живот, а она так незаметно мою голову вниз толкает, и я у пизды оказался. Никогда до того пизду не целовал, а она шепчет «:Ну, ну, тихонечко, тихонечко...». Коснулся я языком клитора, она выгнулась, застонала и опять упала на постель. Я стал всю пиздёнку целовать, она меня на себя потянула, воткнул, она ногами сжала, давай жопой крутить...Целуемся и ебёмся, я как засадил, она охнула, я темп сбавил, хуй скользит, она жопой крутит... Кончили мы почти вместе, она, когда кончать стала, прорычала: «Стой!!» Я замер, а пиздё-нка сокращается так здорово, что за ней сразу и кончил. Слез с неё, она еле поднялась, помылась, потом я. Упал на постель, обнял её, лежим молча. И тут она (впервые!) берёт мой хер в руки, ласкает, потом в рот и начинает сосать. Да так, что чуть не тронулся от удовольствия. Чувствую, сейчас кончу, хотел член забрать, чтобы в рот не кончать, а она одной рукой так нежно яйца сжала и насадилась глоткой на хуй. Я тут же и кончил, а она давай головку, уздечку облизывать...Ощущений этих я просто вы-держать не мог и хуй забрал. Она пошла рот помыла, легла ко мне и говорит: «Теперь пони-маешь, как мне приятно, когда мою дырочку целуют? А вы этого не делаете». Назавтра Пашка ей опять в жопу засадил, а я «валетом» лёг, хуй ей в рот и пиздёнку целую. Федька давай ей сиськи целовать, она так металась и выла...Я кончил в рот, отвалился, ей тут же в пизду Тимка воткнул... Потом мы минут 10 в себя приходили. Танька из душа приползла, упала на нас и говорит: «Вот это действительно ебля!». Пашка: «А раньше что, политзанятия были?». Она презрительно: «Умник...ещё и евреем числится...Половые отношения, и всё!». Ржали мы потом до икоты... С тех пор, когда кто.то что-либо неудачно делал, говорили: «Прекрати эти блядские половые отношения, займись наконец еблей!». Короче, теперь мы в основном групповухой занимались. Оказалось и удобнее: за ограничен-ное время все выебать Таньку успевали. Несколько раз даже ухитрились по два хуя в пизду и один в жопу вставлять, но Таньке нравилось, когда её просто с двух сторон ебли и за сиськи тягали. Члены оставшихся временно не у дел она держала в руках. В училище кто-то нас заложил, пришили бы и разврат, и что похуже. Пашка это просёк, Та-ньку сплавили на неделю к его сестре за город, офицеры походили- походили у закрытой двери в хату (в милицию, ясное дело, не сообщали: «сор из избы» не выносили), нас рьяно допрашивали, мы с возмущением всё отрицали и предриняли контр-ход: у Пашки «заболел» глаз, он не выступал в соревнованиях по стрельбе. Мы с Федькой не стали досрочно сдавать экзамены, а Тимка «рассорился» с редколлегией стенгазеты и не стал рисовать, смывшись в увольнение. Курсовой за отставание по всем фронтам получил по башке и всё понял. Вызвал Пашку и гово-рит: «Тут тебе не 1917-й, ты чего революцию устраиваешь!?» Пашка шлангом прикинулся. «Не знаю, что вы имеете в виду, т. капитан, но эта непонятная возня вокруг честных курсантов меня убивает. Знать бы, кто кашу заварил...» «Ладно. Замяли?» «Не понимаю, о чём вы, т. капитан». «Ладно, иди, Чичерин, вижу, мы друг друга поняли?» «Так точно!». Стукача мы вычислили, хотели тёмную сделать, Пашка отговорил: «Нужен он нам на курсе, тем более отпижженый? Нет. Просто не давать ему сдувать - и всё». За 4 двойки в сессию отчислили его и в другое училище перевели. Видно, хорошо стучал... Наступило лето, предки подкинули денег, двинули мы в Ялту. Квартиру сняли у редкой стер-вы; «удобства» во дворе, баб не водить, до 23-х чтоб уже в койках были и т.д. - но дёшево. На 3-й день плывём мы вдоль берега в масках и с ластами (не помню уже где, то ли у Ялты, то ли у Мисхора). Настроение херовое, баб не склеили,, денег чуть. Привыкли Таньку посто-янно ебать, а тут - пустота. Тимка кричит: «Ребя, на берег надо, устал!» А где вылезешь? Камни, прибой...Побьёт. И тут вижу какое-то ровное пятно. Подплываем - бетонная площадка, и ни души. Я говорю: «Вот и отдых!» Пашка: «Что-то непонятное в воздухе...» Я его обматерил, а Федька - ты, мол, заткнись. У Пашки - нюх, а утебя только хуй здоровый и квадраты чисел до 30-ти помнишь (был такой грех). В общем, болтается гвардия метрах в 50 от берега, а я - на разведку. Вылез на тёплый бетон - красота! Только хотел ребят кликнуть, кто-то за плечо трогает. Оборачиваюсь - мужичок в плавках, хилый такой, и мне сразу: «Проваливай, здесь тебе нельзя!» «Да дай хоть отды-шаться!» «Проваливай, говорю.!!» Я озверел и ему: «Я тебя, хорёк, счас в море брошу, а вылезать будешь сам!!». Он исчез, через пару минут является уже в компании с двумя амбалами в форме с синими кантами. Выматерился я, маску надел, и в воду. Плывём дальше, надо на берег, а куда?! И тут - щель какая-то (Тимка углядел и молча ту-да). Мы за ним, подымаемся метра на три, площадка как-то в сторону, так что ни с моря, ни с берега не видно, а на ней, разбросав руки и ноги, лежит пышная голая баба. Голова шляпой прикрыта, рядом бутылка из-под рислинга валяется. Откуда-то возник мужик, пузатенький, волосатый, палец к губам приложил. Мы ему - изви-ните, мол, мы устали жутко, тут такая история была (а сами всё на бабу поглядываем - тогда такое увидеть было нельзя). Он заржал тихонько: «Ребята, а вы ж на цековскую дачу забрались, легко отделались!» Федька только по голове мне постучал, а Пашка рожу скорчил. Мужик вдруг: «Военные? Курсанты?». Пашка: «Что-то мне ваше любопытство не нравится». «Сейчас поймёте. Я не шпион». Короче, через минуту ушам своим мы не верили: мужик пре-дложил его жену выебать! У неё после болезни оргазм пропал, и доктор сказал, что нужен «половой стресс», но очень туманно: боялся, видно, что привлекут за пропаганду разврата. «Маша в отрубе, я ей ножки подыму, а вы начинайте.