Мечта - читать порно рассказ онлайн бесплатно

и Анна Ивановна направляла туда Алика. Генеральша была покладиста, не ревнива, и главное, не любопытна. Кроме той первой беседы, она ни разу не заговорила с Аликом на подобную тему, никогда не требовала от него отчёта о вояжах, не интересовалась, как прошло свидание, доволен ли он, плохо ему или хорошо. Алика не возмущало такое безразличие. В самом деле, не спрашивают же дамы у парикмахера или у доктора, хорошо ли им с клиентом или пациентом...
То ли по совету мужа, то ли она сама приняла такое решение, но на зиму генеральша осталась жить на даче. Воду из бассейна выпустили, оставив лишь в обогреваемом отсеке. Второй этаж законсервировали, на первом включили отопление на полную мощность, и в комнатах стало тепло. Алик всё ещё мечтал стать чемпионом области, и каждое утро занимался в спортзале, до седьмого пота отрабатывая упражнения на брусьях, кольцах, перекладине. Потом принимал душ, и шёл будить свою подопечную. Умывал её, одевал, кормил. Обслуживал, когда приезжали, подруг, ездил к ним в город с поручениями генеральши. Вечерами опять занимался любимой гимнастикой. Генерал вызывал его к себе ещё два раза, и оба раза Алику с превеликим трудом, благодаря различным ухищрениям, удавалось довести его до оргазма. Генерал был доволен, и щедро с ним расплачивался.
Генеральша в упор не желала видеть возле себя женщин, и кроме навещавших её подруг, Алик за всё время пребывания в расположении дачи не встретил ни одного человека в женском платье. Каково же было его удивление, когда, после выполнения удачной композиции на брусьях, он совершил соскок с тремя оборотами и кувырком, обессиленный распластался на ковре, и услышал в свой адрес комплимент из женских уст:
— Боже мой, какая прелесть! Пантелеев, представь меня этому солдатику.
Тембр голоса и интонация — как у генеральши, и слова почти такие же, но голос молодой, звонкий. Алик был почти голый, лишь узенькая полоска плавок слегка прикрывала его достоинства. Разгорячённое длительной тренировкой тело лоснилось потом. Алик провёл рукой под мышкой, и машинально понюхал пальцы... Какая уж тут прелесть! Он лежал на грязном ковре, никак не мог отдышаться, прижатая женской туфелькой грудь часто вздымалась и опускалась, пот щипал глаза, но голос был женский, и он открыл их, повернул голову на голос. Первое, что бросилось ему в глаза — уходящие далеко вверх длинные стройные ноги, перетянутые белыми трусиками в сумрачной глубине платья. Пронзённый мощным разрядом электрического тока, Алик покраснел, тело его покрылось ярко-бурыми пятнами, спазм перехватил дыхание. Он стремительно взвился на ноги, чуть не свалив при этом девушку на ковёр, и вылетел из спортзала, сопровождаемый дружным смехом солдат.
Вероника училась в Московском институте физической культуры, и домой приезжала только на каникулы, поэтому Алик до сегодняшнего дня её не видел. В этот раз она приехала на пятидесятилетие матери, которое праздновалось, как она говорила, или отмечалось, как говорила Анна Ивановна, в ночь под новый год. Алик знал об этом знаменательном событии, участвовал в его подготовке, наряжал ёлку, развозил пригласительные билеты, и только о Веронике ничего не знал. Нет, он знал, конечно, что у Анны Ивановны есть два сына и дочь, знал также, что ей девятнадцать лет, видел даже её на фотографиях в комнате Анны Ивановны, но они не произвели на него никакого впечатления. А вот то, что он увидел, лёжа на спине в спортзале, его потрясло. Он испытал точно такое чувство, как и тогда в школе, когда ему было одновременно и приятно от увиденного, и стыдно настолько, что навсегда пропала охота заглядывать под юбки... Он и не заглядывал, по крайней мере, до сегодняшнего дня...
Ёлку нарядили у бассейна, столы накрыли в смежной комнате. Поздравить Анну Ивановну с днём рождения явился весь штаб дивизии, в сопровождении своих жён, большинство из которых к этому времени Алик успел обслужить. Видя такой контингент, он хотел отпроситься у Анны Ивановны, но она лукаво сказала:
— А как же твоя теория о парикмахере и враче? Мне кажется, твоё жизненное кредо не позволит тебе смущаться в нашей компании.
Алик и не смущался. Покраснел до ушей он только тогда, когда Вероника подошла к нему, и попросила отца представить её «этому симпатичному солдатику».
— Мой денщик, — лаконично отрекомендовал его генерал.
— Вероника.
Она пожала Алику руку.
— Алик, — ответил он, и залился красной краской: перед его глазами вырисовалась волосатая задница генерала, потом серый передок генеральши с полысевшим лобком, тут же сменившийся на две стройные ножки, туго перетянутые вверху белыми трусиками...
— Папа, где ты раздобыл эту прелесть? Если у вас все такие защитники Отечества, то я начинаю беспокоиться за его безопасность.
И фразой, и интонацией голоса, Вероника повторила свою мать, отчего Алик покраснел ещё сильнее. Надо взять себя в руки. Это никуда не годится, подумал он. Но, начав понемногу успокаиваться, он обвёл взглядом комнату, и его охватил ужас: то, что взгляды всех присутствующих были обращены на него, было понятно, почему: на их глазах раскручивался роман генеральской дочери с его денщиком. Но среди этих «всех» были и генерал, и его жена, и те девять женщин, с которыми Алик по очереди имел интимную связь, не по одному разу, да ещё за деньги... Увидев их всех вместе в одной компании одновременно, и мысленно сравнив, он понял, почему все они платили ему по-разному,и больше всех генерал: каждый из них знал свою «цену»! Поймав себя на мысли, что слишком долго разглядывает подружек генеральши, Алик прижал ладонями пылающие уши, и выбежал из комнаты. Гулянка затянулась до утра. Некоторые гости разъехались, другие разместились отдыхать, где придётся: в креслах, на раскладушках, на кроватях и диванах, по пять-шесть человек. Преферансисты спали прямо за столом. Алик пришёл в дом из хозблока в десять часов, увидел эту картину, и удалился. Гости разъехались после обеда. Генерала забрали с собой, а на даче осталась Анна Ивановна, заваленная цветами и подарками, и Вероника, которая, вопреки обычаю, отказалась ехать с отцом на городскую квартиру. Солдаты убрали столы, вымыли полы, навели прежний порядок и блеск. Алик собрался с ними уходить, но Вероника его задержала:
— Помоги открыть мою комнату.
Второй этаж не отапливался, в комнате было холодно, и Алик включил электрический камин... Несколько раз он порывался уйти под различными предлогами, но всякий раз Вероника приводила убедительные контр доводы, вновь и вновь вводя его в краску, и он оставался. Вероника будто поставила перед собой цель соблазнить его, и упорно претворяла её в жизнь.
Алик знал, понимал, что ему не надо приводить никаких доказательств, не надо выслушивать никакие контраргументы, надо просто встать и уйти, но сделать он это не мог, у него на это не было сил. Всякий раз, когда он порывался встать, а Вероника уговаривала его остаться, он, даже не слушая её, не слыша её голоса и не понимая, о чём она говорит, не уходил, не мог уйти, потому что перед его глазами всплывали белые трусики, туго обтягивающие её бёдра. Он готов был отдать остатки своей жизни только за то, чтобы ещё раз бросить взгляд под её белоснежное бальное новогоднее платье. За последнее время он вволю насмотрелся на трусы разного цвета и размера, ему приходилось и снимать их, и надевать, но то была работа, и никаких эмоций она у Алика не вызывала. Здесь же было нечто другое, в чём он ещё пока до конца не разобрался. И когда Вероника подошла к нему, открыла свой влажный рот, и прильнула к его устам своими горячими губами, он, не любящий целоваться и обниматься, всех в этом убеждавший, жадно набросился на неё, целовал её губы, щёки, нос, шею, глаза, уши, вновь и вновь пытался поймать её губы, но Вероника сама беспорядочно хватала своим ртом его щёки, уши, нос, шею, смеялась истерическим смехом, заражая Алика, он тоже смеялся без причины, они бесконечно долго исполняли этот безумный танец поцелуев, пока не слились в одно целое существо, рухнувшее со звериным криком на пол, и в изнеможении застывшее в обессиленной, неестественной позе.
— Я люблю тебя... люблю твои геракловы плечи, твои мощные бицепсы, твои губы... руки... всего тебя, но больше всего я люблю смотреть, как ты краснеешь, я люблю тебя больше всего, больше жизни, — лёжа на спине, и, глядя в какую-то точку на потолке, говорила Вероника.
В её словах не было ни страсти, ни убедительности, ни, тем более, любви, и посторонний наблюдатель сразу же определил бы, как сильно она его «любит». Но Алику впервые так объяснялись в любви, да ещё такая девушка, и он принимал её слова за чистую правду:
— Нет, это я люблю тебя больше жизни, когда я впервые увидел твои ноги, меня пронзил электрический ток, со мной никогда такого не было.
«Ещё бы», — подумала Вероника, — «задрать над лицом ноги, наступить на грудь, показать, что там под юбкой — это безотказный приём, ещё никому после этого не удавалось от меня ускользнуть, тем более этому, беспрестанно краснеющему, солдатику», а вслух сказала:
— Ты сама прелесть! Трудно сейчас найти парня, который в двадцать лет ни разу не был с женщиной.
Только после этих слов Алик протрезвел от любви. Он понял всю низость, пошлость и подлость своего поступка. Зачем он соблазнял эту невинную девушку? Так ли уж была необходима ему эта любовь? Жил себе человек нормально, жильё имел приличное, еда хорошая, женщин навалом, деньги на машину начал копить... А что теперь? Ежу понятно, что оставаться здесь он больше не сможет... А где сможет? Куда его генерал спровадит? Под колёса грузовика? И как он посмотрит ему в глаза? А генеральше? Впрочем, такие мысли уже были у него после того, как он изменил генералу с его женой, и ничего, обошлось... Вероника поняла его молчание по-своему:
— Тебя смутило то, что я не девушка? Да? Признайся! Ты хотел первый раз побыть с девственницей? Для тебя это важно? Скажи, не молчи, я хочу это знать, — она потрясла его за могучие плечи. Алик об этом даже не успел подумать.
Откровенно говоря, ему было на это наплевать: девственница, не девственница, он толком не знал,