Монастырские рассказы. Глава 10 - читать порно рассказ онлайн бесплатно

словами. Она смотрела на меня так, словно решила, что ее молодая госпожа либо сошла с ума, либо, что более вероятно, странно забылась в своих желаниях за последний час. Но я только посмеялась над ней.
— Ничего страшного, Фаншетта, ведь это то, что рано или поздно должна испытать любая хорошенькая девушка. — говорила я ей, когда служанка тщательно обтирала и высушивала меня губкой.
Вскоре она вымолвила, что не имеет права спрашивать, кто же осмелился посягнуть на особу мадемуазель, но опасается, что тот, кто это сделал, не удовлетворился тем, что обычно происходит в таких случаях, а мог совершить двойное насилие. Судя по ее словам, она догадалась, что виконт позабавился не только моей киской, но и моим задком, однако я отнеслась к этому безразлично и попросила ее помочь мне одеться.
— Тебе не кажется, Фаншетта, что небольшое мытье и купание пойдет на пользу и твоим потаенным частям тела?
Боже мой, как она покраснела! В одно мгновение ее лицо стало пунцовым.
— Почему? Неужели мадемуазель думает, что я... ? — начала она.
Когда я остановила ее, сказав, что только что видела, как они с Виктóром забавлялись на моей постели, она со слезами на глазах стала умолять меня простить ее за вольность, которую она позволила себе в моей спальне.
— В самом деле, мадемуазель, этот дерзкий молодой человек был так любвеобилен и выглядел таким красивым, что меня охватило неописуемое чувство, и я разрешить ему проделать все то, что видела мадемуазель, так что мне не нужно описывать это.
В это время я услышала, как подъехала карета и зазвонил колокольчик привратника. Справедливо полагая, что вернулась моя матушка, я поспешно заверил Фаншетту в моем полном благорасположении к ней и доброй воле, будучи уверенной, что благодарность, которую она выказывала и, очевидно, чувствовала ко мне, предохранит ее от болтовни или рассказов о том, что я потребовала губку и чистую сорочку.
Я встретила свою мать настолько спокойно, как только могла, но она находилась в сильном негодовании, узнав, что ее обманули. Ее тетя была так же здорова, как и она сама, и, что было еще хуже, похоже, таковой останется еще долго. Записка с просьбой навестить старую леди оказалась подделкой. Моя мать сразу поняла, что это был заговор, чтобы ее выманить из собственного дома, либо чтобы каким-то образом воспользоваться ее отсутствием, либо чтобы ограбить ее во время путешествия. Выяснив, что ограбления не произошло, она ревниво приближалась к истине. По тому, как строго она расспрашивала меня о визите виконта, я видела, чем вызваны ее подозрения. В ответ я дерзко заявляла, что слышала, как он звонил, но сама его не видела. Утверждая это, я полагала, что зашла слишком далеко, так как некоторые из слуг, должно быть, догадались о том, что я была в гостиной, когда позвонил виконт, и, не желая причинить мне никакого вреда, без колебаний признались бы в этом. Между тем, если бы я сообщила, что видела его всего несколько минут, пока он писал записку для ее светлости, то никто не смог бы доказать, что у нас были любовные сношения. Я бы солгала в любом случае, но так уж случилось, что ложь, которую я сообщила, оказалась едва ли не большей, чем моя мать могла проглотить, и очень скоро я узнала о последствиях этого.
Между тем моя мать делала вид, что верит мне, и я льстила себя надеждой, что обманула ее. Однако очень скоро я поняла, что ошибалась.
В ту ночь я удалилась на покой, надеясь, что на следующий день буду иметь удовольствие видеть виконта, и если судьба воспрепятствует нам испытать какое-либо восторженное наслаждение в объятиях друг друга, я, по крайней мере, смогу утешиться с Виктóром. Но я был обречена испытать разочарование как в первом случае, так и во втором, ибо, когда я около полудня спустилась в гостиную, позавтракав в своих покоях, к моему великому удивлению мне сообщили, что моя мать уже пообедала и поспешно покинула дом около часа тому назад. Эта одна из последних привычек моей матери была очень примечательной, и заставила меня задуматься, куда же она могла пойти.
Было уже около трех часов, когда она вернулась, меня сразу же позвали к ней, и я увидела, что ее суровый вид не предвещает мне ничего хорошего.
— Эмили, дочь моя, — начала она, — вчера ты сообщила мне наглую ложь. Ты сказала, что никогда не видела виконта де Мервиля, но я встречалась с ним сегодня, и он признал, что видел вас, но только во время короткого пятиминутного разговора. Однако его смущенное поведение вкупе с откровенной ложью, которую вы мне сказали, возбудили во мне самые худшие подозрения, и я совершенно уверена, что вопреки моим предостережениям, ты принимала в свои объятия моего любимого любовника. Говоря откровенно, ты позволила ему трахнуть себя. Осмелюсь сказать, что в этом было больше его вины, чем твоей, но это не является гарантией на будущее, ибо когда девушка однажды распробовала сладость быть хорошенько оттраханой красивым молодым человеком, она не успокоится, пока не получит это снова.
Тут я начала было заикаться, чтобы возразить, но меня быстро прервали словами:
— Мадемуазель, возьми свое платье и подоткни его, пожалуйста!
Мне ничего не оставалось, как повиноваться, и теперь я знала, что мое разоблачение неизбежно. Когда я продемонстрировала свое обнаженное тело, моя мать пробормотала:
— Ха, очень налитая фигура как для молодой девушки! Прекрасные бедра и ягодицы, не такие великолепные, как у меня, но очень привлекательные. Не сомневаюсь, что здесь не все так уж красиво и чисто, но скорее всего это видимость раздражения. Раздвинь свои бедра!
Как только я это проделала, моя матушка до упора погрузила указательный палец мне в киску, а затем, понимающе покивав головой, воскликнула:
— Как я и ожидала, никакой девственности! Конечно, потрахалась ты основательно, а поскольку Анрѝ по пустякам не пристает, то скорее всего он проломил и дырку в заднице. Что ж, мадемуазель, я могу сказать лишь одно. Будучи совершенно уверенной в том, что я только что выяснила, на обратном пути от монсеньора де Мервиля я зашла к своей подруге, которая знакома с настоятельницей монастыря Сен-Клер. По моей просьбе она написала рекомендательное письмо, которое обеспечит тебе доступ в святую обитель, но не в качестве монахини, а в качестве, как это называется, гостьи в уединении. И там у тебя будет свободное время, чтобы успокоить те чувственные желания, с которыми такой ребенок, как ты, не должен иметь никакого дела.чтобы с легкостью вместить шесть человек. Один вооруженный слуга ехал на кóзлах вместе с кучером, а Виктóр и еще один человек, тоже хорошо вооруженный, сидели наверху позади нас. Той же ночью мы должны были добраться до монастыря, после чего люди и лошади должны были отдохнуть в соседней деревне и на следующий день вернуться в Париж.
Похоже, склонность Виктóра к Фаншетте была хорошо известна, и в доме над ним часто подшучивали. Как потом пояснил мне он сам, все предположили, что он ухитрился занять место одного из моих слуг только ради того, чтобы при случае попользовать Фаншетту.
Причиной того, что нам понадобились вооруженные люди, была та часть дороги, которая шла через лес, и во время нашего путешествия по лесу произошел один примечательный случай. Мы ехали очень медленно, потому что лесная дорога была плохая. На пути мы обогнали крестьянскую девушку, которая ехала на рынок на своем ослике. Проезжая мимо, я заметила, что молодая крестьянка была очень красива, с загорелым лицом, а ее корзины, закреплённые на ослике, заставляли ее скакать в пугающей и, я полагаю, очень неудобной манере. Такая езда также привела к тому, что ее мускулистые ноги в красных чулках оказались выставлены напоказ до колен. Наш экипаж проехал мимо нее, и я больше о ней не вспоминала, как вдруг карета остановилась, и Виктóр подошел к окну, чтобы сказать нам, что одна из лошадей потеряла подкову и мы вынуждены задержаться на десять минут.
— На самом деле, мадемуазель, — прошептал Виктор, — наши слуги, Робер и Филипп собираются трахнуть ту прекрасную деревенскую девушку, мимо которой мы только что проехали, прижав ее или нагнув к дереву или каким-нибудь иным способом. Они убедили старого Жака, кучера, притвориться, что лошадь потеряла подкову, а я дал им по золотой монете и бутылку вина. Взамен они ничего не расскажут о том, что я до конца путешествия буду ехать внутри кареты.
Я со смехом сказала ему, что он ловкий управляющий и что мы с Фаншеттой будем очень рады видеть его внутри. Я не имела ввиду внутри нас, но из его последующих рассуждений я уверилась, что он понял это буквально, именно так. Более того, я выразила желание посмотреть на крестьянку, хотя бы для того, чтобы увидеть, как у нее все обернется с двумя нашими слугами. Поэтому, когда она удалялась от нашей кареты, оба парня догнали ее и, придержав, встали по обе стороны от нее. Роберт тут же принялся целовать ее красивое, пышущее здоровьем, лицо, а Филипп немедленно запустил руки между ее попкой и киской. Она начала было вырываться и кричать, но я сказала Виктóру, чтобы он дал ей одну крону [английская золотая или серебряная монета, приравненная к 5 шиллингам. — прим. переводчицы] и убедил ее благосклонно принять все происходившее. Время было дорого, а я хотела увидеть, как ее хорошенечко отымеют.
После этого она значительно поменяла свой тон, сказав только, что принять двух таких прекрасных крупных мужчин одного за другим — это будет слишком для бедной сельской девушки. Филипп со смехом ответил, что от этого затруднения можно легко избавиться, и мы всей компанией двинулись туда, где густые заросли деревьев образовывали плотную завесу.
Робер и Филипп на ходу принялись расстегивать бриджи. Прибыв в укромное место, они первым делом вытащили из корзины девушки веревку и подняли ее одежду, привязав к подмышкам, так что вся ее энергичная здоровая фигура была выставлена напоказ самым похотливым образом, но была обнажена не полностью, а лишь наполовину. Затем, поместив ее стоя между собой и раздвинув ее бедра, Робер погрузил свой твердый член в ее пещерку, а Филипп начал пробиваться в нее сзади. Своими резкими толчками