Хейстак Вилледж. Глава 4: Женщина массового поражения. Часть 2

набив этот чудаковатый прибор, парень закурил, сел на топчан и стал ждать.
Табака, набитого в «странного вида курительную трубку», кисэру, хватало на шесть минут горения. Однако еще до того, как последняя щепоть кидзами истлела, мундштук стискивали уже другие зубы.
К великому сожалению Захарии, долго сдерживаться он не смог. Сделав финальный рывок, он замер и выплеснул в нутро женщины обильную порцию семени. Еще несколькими всплесками этой липкой жижи обдало промежность и бедра Беатрис, вкрай измарав и унизив ее, когда мужчина вынул член и небрежно сбросил ноги со своих плеч. Однако его возвышенный настрой вдруг дал сильную просадку, стоило ему попытаться вытереть перепачканный в разномастной мешанине орган о гладкий шелк белья. Малейшее прикосновение отзывалось болью, как при... «Ожоге? Или я что-то от нее подхватил?». Однако Захария прекрасно понимал, что симптомы срамных хворей так быстро не проявляются. Впрочем, желание повторно совокупиться с этим «подарком судьбы» у него отпало, по крайней мере, на время. Кривясь и шипя, он зашнуровал штаны и поднялся.
Кидзами прогорел почти наполовину.
— Это было шикарно. Хоть в ней и немного, хе-хе, просторно. Кто будет следующим?
— «Просторно», говоришь? В таком случае, я хочу опробовать ее задницу, — услышал Калеб холодный безжалостный голос. Секундой позже он понял, что голос принадлежал ему.
Приятели уставились на него со смесью удивления и восторга, в то время как Беатрис не на шутку забеспокоилась и впервые попыталась встать. Разумеется, безуспешно.
— «Задницу», говоришь? Ну, ты и маньяк, хе-хе. Ну, так за чем дело стало?
— Луис, подсоби.
Мексиканец подсобил. Не без труда, но у него получалось удерживать и руки Беатрис, придавив ладони коленями, и заведенные дальше головы ножки, благодаря прекрасной растяжке вытянутые по струнке. Вялое сопротивление женщины пока не доставляло никаких проблем. Однако когда Калеб приступит, она начнет трепыхаться, как ополоумевшая. Ну, или что-то вроде того. Посему Луис, что называется, не зевал.
«Какая муха меня укусила? Я ведь этого на самом деле не хочу», удивлялся Калеб, глядя с высоты своего роста на раскляченное в самой уничижительной из всех мыслимых поз тело. Такое положение как нельзя лучше подчеркивало превосходную форму ягодиц. А между ними виднелась маленькая дырочка, в которую Калеб, сам не ведая почему, вознамерился вторгнуться. В камере было аномально жарко. Он вытер выступившую на лбу испарину. «Ладно, что это я, в самом деле? Того и гляди, подгонять начнут». Да, времени в обрез. Глубоко вздохнув, мужчина расчехлился, увлажнил свою мужескость, макнув разок меж раскрасневшихся складок, после чего уткнулся в туго сжавшееся колечко. И лишь слегка надавил.
— ПОМОГИТЕ!!!
Истеричный визгливый крик, почти вопль болезненно резанул по ушам. Перепуганный его внезапностью, Калеб плюхнулся на зад, так и держась за причинное место. Мексиканец с пареньком также не смогли удержаться от вздрога. Один только Захария не растерялся и, подскочив в два прыжка, с размаху саданул подошвой сапога по лицу голосящей бабы. Удар был такой силы, что голову Беатрис откинуло набок, а шейные позвонки зловеще хрустнули. Из разбитых губ и рта потекла кровь. Женщина больше не кричала. И не вырывалась.
И не дышала.
— Оh Diоs miо, ты убил ее... Ты ее убил! Дубина стоеросовая! Кретин! Реndеjо! — взорвался Луис, вскочив и набросившись на шрамованного бандита. Тот был в глубочайшем шоке от содеянного и совершенно не реагировал на адресованную ему брань.
Паренек, вжавшись в угол комнаты, в ужасе пучил зенки. Кисэру все еще была у него во рту, зубы впились в мундштук так, словно челюсти свело судорогой. А Калеб не мог оторвать взгляда от безжизненного тела. От потухших глаз. От безвольно раскинутых рук. От еще считанные секунды назад бешено вздымающейся и опадающей груди, ныне недвижимой. Мертва. Эта женщина... Она пришла помочь ему, вытащить из тюрьмы, на свободу. Пришла в такое опасное место ради него. Она верила в него. И просила верить ей. «Верь мне», повторяла она снова и снова, и снова, и снова... А теперь она мертва. Калеб сдавленно заскулил, стал натурально рвать на голове волосы. «Что я наделал? Что же, дьявол меня раздери, я натворил?!».
Однако посамобичеваться ему не дали. Послышались быстрые шаги, щелкнул замок, тяжелая «непрошибаемая» дверь резко распахнулась, впуская двоих уже знакомых встревоженных надзирателей, и почти так же резко захлопнулась. А Кантц и Митчелл застыли, как вкопанные. Оставляя женщину наедине с осужденными преступниками, они были готовы ко многому, но никак не к такому. Не к замершему в живописной позе полураздетому трупу со следами сексуального и физического насилия.
Первым в себя пришел Кантц. Крепко стиснув пальцы на винтовке, он с искаженным гримасой лицом повернулся к оказавшемуся ближе всех Калебу и от души заехал прикладом в челюсть. Калеб пошатнулся, но устоял, лишь сплюнув кровь.
— К стенке, шваль! Бегом! — орал надзиратель, целясь то в одного, то в другого.
Заключенные выстроились вдоль стены, как на расстреле. Впрочем, в данных обстоятельствах это вполне могло оказаться не просто сравнением.
— Кто из вас, ублюдков, это сделал? Кто, спрашиваю?! Отвечайте, либо еще до заката все четверо будете болтаться в веревке!
— Это был я... господин надзиратель, — после недолгого молчания нехотя признался Захария, чем неслабо всех удивил. Искренности за ним никогда не замечали. В данном же случае он своей рукой подписал себе смертный приговор.
— Да, пожалуй, сделать такое мог только полный отморозок вроде тебя. Бедная женщина, да примет Господь ее душу. Митч, что ты там ковыряешься?
— Пытаюсь нащупать пульс. Но не могу, — мрачно ответил немногословный Митчелл.
— Еще бы. У нее, кажется, шея свернута. Ладно, иди сюда. Подержи их на мушке, пока я их закую. Пойдем к коменданту. Кругом! Руки за спину!
Заключенные безропотно выполнили приказ. Им не требовалась мотивация в виде направленного на них дула ружья: каждый ощущал вину за содеянное. Щелкнули браслеты на запястьях Захарии, следом — Луиса. Кантц шел не по порядку, а, возможно, от самого опасного к самому безобидному. Как бы в подтверждение, Калеб стал следующим. Надзиратель было двинулся к оставшемуся пареньку, когда всеобщее внимание привлек странный звук позади. Исключительно неприятный звук.
Кантц обернулся. Заключенные последовали его примеру.
Митчелл стоял, покачиваясь на ватных ногах. Безрассудный взгляд метался во все стороны. Выронив винтовку, он руками потянулся к затылку. Рот судорожно открывался и закрывался, исторгая потоки крови. И причиной этого было нечто металлическое и острое, обо что беспрестанно клацали зубы. Нечто, наиболее похожее на лезвие.
— Ми... тч...
Но Митчу было не до ответа. Митчу уже не до чего не было дела. Вместо этого он последний раз булькнул, обмяк и плашмя растянулся на полу лицом вниз. Прямехонько под затылком у него торчала рукоятка... гребня для волос. Того самого гребня для волос, который на самом деле оказался хорошо замаскированным стилетом. Никто не мог выдавить и слова. Ужасно? Бесспорно! Но куда ужаснее был мертвец, возвышающийся над поверженным надзирателем. Разбитые губы растянуты в кошмарной ухмылке. Руки держат высоко задранный подол платья. А ноги сгибаются в реверансе. Этот мертвец был на удивление подвижен и учтив.
Кантц не стал размениваться на слова, вопреки своей разговорчивой натуре. Возможно, потому, что на ум не приходило ни одного. Да и нужны ли они были? Свинец будет куда более красноречив. С криком гнева и отчаяния он выхватил висевший в кобуре револьвер. И тут же уронил его: нога в черном сапожке впечаталась в его пах с силой выпущенного из катапульты снаряда. Кантц упал. И больше не поднялся.
Калеб уже лихорадочно перебирал в мозгу всевозможные варианты возмездия, которое сейчас обрушит на них эта столь скоропостижно вернувшаяся с того света женщина. Оттого вдвойне неожиданней был раздавшийся голос.
— Как по нотам! — довольно воскликнула Беатрис и зашлась истерическим, визгливым и каким-то инфернальным хохотом.