Пучай-Река да Калинов мост. Главы 14—15

Откровенный эротический порно рассказ доступен для чтения и скачивания. Скачать его можно под историей, в отдельном блоке.

Глава четырнадцатая. Одихмантьев сын
Тугарин, от радости, что я благословил его с Софией, ускакал вперёд, вернулся, снова ускакал.
— Тугарин, да успокойся ты уже
— Ох принц, ох принц...
У Тугарина не хватало слов
— Тугарин, долго ли нам ехать?
— Полдня, принц
— Может хочешь перекусить? У меня есть скатерть-самобранка
— Нет, принц. Нет, не хочу
И он снова умчался вперёд.
— Выделит тебе Карла кобылку — я похлопал Серко по гриве
— Обманет! — Серко тряхнул гривой
Вернулся Тугарин — Принц, мне жаль, не хочется с тобой расставаться, но дальше на конях нельзя: Разбойник балует, когда слишком близко к его логову подъезжают.
Серко остановился.
Смотри, принц! — Тугарин привстал, опираясь на стремена и повернулся в сторону темнеющего леса.
Я тоже привстал и обратил свой взор в ту сторону
— Видишь ли три сосны, стоящие отдельно?
Три сосны я видел — Да!
— Там начинается Муромский тракт...
«По Муромской дороге стояли три сосны... « — вспомнилось мне
— Вот по этой дороге, от этих трёх сосен и пойдешь к лесу дремучему, к девяти дубам вековым. На этих девяти дубах логово Сына Одихмантьева, прозываемого в народе Соловьём-Разбойником. Он то тебя увидит ещё от трёх сосен, но проказничать не станет, коли ты пешим будешь...
— А если б на коне? — перебил я Тугарина
— А ежели б на конеээ? Тогда он надует свои щёки, как тучи, да как задует, коня то из-под всадника и вырвет, и унесёт прочь! Да так это всё быстро, что всадник и опомнится не успеет, а уж на дороге сидит!
Тугарин замолчал
Я соскочил на землю, отвязал суму от седла и потрепал Серко — Свидимся ли?
— Что ты принц?! Конечно свидимся — Тугарин соскочил с коня, шагнул ко мне, и мы обнялись.
— Ну братцы, пойду! — Я закинул котомку на плечо и направился к трём соснам, верхушки которых маячили впереди.
Всадников, Одихмантьев сын, заметил уже давно. Озирая округу из своего логова на девяти дубах, разглядел две движущиеся точки на горизонте. Зрение у Разбойника было соколиное! Он ждал, пока точки не обрели очертания всадников и потёр руки — Славно! Хоть сегодня позабавлюсь!
— Акулина!
Из терема, на седьмом дубе, выглянула девка — Ты звал, тятя?
— Акулинушка, а поди-ка сюда, душенька.
Акулина, аки птичка резвая, вспорхнула к папаше на пятый, самый высокий, дуб.
— Присмотрись милая, не узнаешь ли кого из тех двоих, что подъезжают к Муромской со стороны Тридесятого?
Акулина всмотрелась — Тугарина-младшего знаю, а второй не знаком мне. Да он — она прищурилась — он, тятя, не наших будет!
Разбойник скривился — Тугарин? — и вздохнул — Тугарин знает мои шутки. Значит пешими пойдут.
— Нет тятя, не пойдут!
— Каак! — встрепенулся Разбойник.
— Тугарин возвертается, а к соснам идёт, энтот, пришлый.
До сосен я дошёл минут за сорок. Постоял в тени и двинулся дальше.
Девять дубов уже маячили вдали, увеличиваясь с каждой сотней шагов.
Ещё сорок минут ходьбы, и я отчётливо вижу терема на дубах.
Не знаю, из каких глубин памяти всплыла эта песня, она прямо рвалась наружу, и я затянул во сё горло!
Пошла девка жито жать, Солдат снопики вязать, Соловей, соловей, пташечка... Канареечка жалобно поет. Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда, Канареечка жалобно поет. Девка полснопа нажала Солдат холодок нашел. соловей, соловей, пташечка... Канареечка жалобно поет
Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда, Канареечка жалобно поет. Бросай, девка, жито жать, Пойдем в холодок лежать Соловей, соловей, пташечка... Канареечка жалобно поет. Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда, Канареечка жалобно поет. Мне мамашенька сказала, Чтобы я копну нажала, Соловей, соловей, пташечка... Канареечка жалобно поет. Эй, раз! Эй, два! Горе-не беда, Канареечка жалобно поет. Пока копну не нажну Я с тобою не пойду. Соловей, соловей, пташечка... Канарее...
Земля вздрогнула под ногами. Передо мной стоял мужичонка, с виду неказист и простоват, а где-то мелькнуло, и «глуповат!».
«Ни хуясе сиганул!» — до дубов было с полсотни шагов, а верхушка самого высокого скрывалась за облаками.
Мужичонка щурился и плутовато улыбался в всклокоченную бороду — Кто таков? Как звать-величать? Из каких заморских стран? Куда путь держим?
— Принц я. Зовут меня Роман сын Григорьев. Родом из стран заморских. Иду из Тридевятого Царства, а путь мой в Тридесятое Царство.
— Путь в Тридесятое Царство лежит через Пучай-Реку да Калинов мост. Как же ты хочешь перейти через Калинов мост? Как же ты будешь биться со Змеем Семиглавым огнедышащим, да с Кощеем Бессмертным, да с Мораной?
— А и хотел я попросити у тебя, Одихмантьев Сын, дать мне в проводники перевозницу, дочь твою богатырскую.
— Акулинка! — позвал Разбойник
Земля дрогнула ещё раз, а рядом с Разбойником, будто из-под земли выросла, стояла девка, богатырского роста и телосложения. Если я добавлю, что личиком Акулинка была просто красавица писаная, то вы поймёте моё восхищение!
— Мил человек, — обратился ко мне Разбойник — что за песню ты распевал? Никогда раньше такой не слыхивал.
— Песня эта называется «Соловей, соловей, пташечка».
— Приинц, напой песенку ещё раз, не откажи. Акулинка моя поможет тебе перебратися в Тридесятое. Я с первого разу не запомнил, токмо слушал. Уважь приинц!
Я затянул песню, а Разбойник, закрыв глаза и шевеля губами, слушал.
Я допел.
Соловей открыл глаза — Уважил, приинц! Отдохни в моём тереме от пути дальнего, отведай моих угощений, а потом Акулинка спровадит тебя в Тридесятое.
Я задрал голову: верхушки дубов едва просматривались в вышине. Теремов я теперь не видел.
— Да ты не беспокойся принц. Акулинка поможет. Акулинка!
Девка шагнула ко мне, взяла за руку и взвилась. Точнее, мы взвились! Я не ощутил, ни перегрузок, ни самого полёта не почувствовал. Успел лишь моргнуть и, когда открыл глаза, мы уже были наверху, на крыльце расписного терема. В следующее мгновение рядом стал и Разбойник.
— Проходи принц! — повёл рукой хозяин, и я вошёл в терем.
Не стану утомлять вас описанием яств со стола Соловья-Разбойника, но «Путинка», хлебосольному хозяину, понравилась! А девка, слопав плитку шоколада «Алёнка», смотрела на меня маслеными глазами, как и Забава.
Соловей попросил ещё четушку «Путинки». Открыл, хлебнул из горла (у меня научился!) и затянул «Соловья». Не напрасно, в имени Разбойника, Соловей, на первом месте: пел он камерным оперным голосом, да так, что даже я заслушался!
— Приинц! Приинц!
Я стряхнул наваждение.
Акулина подёргивала меня за руку.
— Что тебе Акулинушка? — будто я не знал, чего она попросит.
— Приинц! Угости ещё «Алёнкой».
— Акулина, его, много, за раз, не надо бы есть
— Приинц! — глаза девки-красавицы-богатырши-перевозницы умаслились до блеска.
Песня оборвалась на полуслове и терем содрогнулся от богатырского храпа. Водочка то и на Разбойника подействовала.
— Теперича тятя долго спать будет. Принц! — Акулина смотрела на меня, как будто приценивалась!
— Принц, дай мне три «Алёнки» и я отведу тебя к себе в терем.
— Мне и здесь хорошо, Акулинушка — прикинулся я дурачком
— Принц. Ты ляжешь со мной за три «Алёнки» — открытым текстом заговорила девка — Я заметила, как понравилась тебе!
— Идём в твой терем! — я взял свою котомку со скатёркой.
Терем Акулины был на третьем (или на седьмом?) дубе.
Мы вошли и Акулина провела меня в спальную комнату. Кровать была широкой, но убрана небогато.
Предупреждая Акулину, я сказал — «Алёнку», Акулинка, получишь после!
— Приинц! — глаза девки снова умаслились — Ужель ты подумал,что я тебя обману?
— Знаешь ли ты Забаву, моя хорошая?
— Да как не знать?
— Я, Забаву, шоколадом потчевал, а меня, за неё, чуть головы не лишили!
Акулина смолчала.
— Поэтому, дорогуша, сначала секс! Раздевайся и ложись кверху жопой, у нас будет анал!
— Поняла Акулина про секс и анал или нет, но послушно разделась и легла, как я сказал.
Богатырша была хороша! Я гладил бёдра и ягодицы, щупал муньку, лаская пальцем клитор. Я мял её титьки, сидя на ней верхом. Я катал по её упругой жопе яйца. Я смазал слюной её анус и, без предварительной ласки пальцами, запихал член в жопу! Пока я ласкал её, она лежала спокойно, а когда засунул, девка вздрогнула и застонала. У меня сладко заныло сердце и томление от яиц, жаркой волной растеклось по всему телу.
Акулину возбуждал анальный секс!
Я совал и совал член в жопу девке, а она, со стонами и всхлипами, повторяла — Ещё! Ещё! Ещё! Ещё! И когда я, истекая спермой, содрогался, Акулина, с протяжным стоном, кончила вместе со мной!
За любовь её сладкую, попросил я у скатёрки коробку «Алёнки». В коробке двадцать плиток.
— Акулинушка, душечка! — я протянул девке коробку — Пообещай мне, моя хорошая, что в день будешь съедать по одной плитке.
— Обещаю, принц! — облизнулась Акулина, и я понял: жопа у девки слипнется!
Мы вышли из терема.
Храп сотрясал дубы и всю округу.
— Долго ещё ждать Хозяина?
— Тятенька не надобен для переправы. Перевозница, я!
— Забаву, ты, переправляла в Тридесятое?
— Неэт! — насторожилась Акулина — А давно она там?
— Тугарин сказал, полная луна и шесть дён. Теперь уже семь.
Акулина сошла с лица — Плохо дело, принц!
Мне не понравилось, как Акулина это сказала. Что-то было не то. Чего-то мне Карла не договорил!
— Что плохо?
— Сорок дён! Больше, в Тридесятом Царстве, пребывать нельзя! Если не вернуться в эти сорок дней, значит не вернуться никогда! На то, чтобы отыскать Забаву, у тебя остаётся не больше четырёх дён!
— Что ж мы стоим тут, коли каждая минутка дорога?
Акулина метнулась, куда-то за терем, и вернулась с метлой. Оседлала её — Садись! — похлопала она по древку, за своей спиной.
Я сел и обхватил Акулину, сомкнув руки под титьками! Акулина вздрогнула и её красивые маленькие ушки покраснели: не прошло и пяти минут, как я кончил её попку.
— Готов, принц?
— Готов, сладкая!
Акулина хихикнула и стиснула древко.
Мы ввинчивались в облака, взлетая по спирали.
Тиская, между делом, титьки Акулины, я спросил — Через Калинов мост?
— Неа! Тебе там нельзя!
— Разве есть другой путь?
— Есть! Радуга!
И тут я увидел Радугу! Мы неслись к

12