Из цикла «В отцы годится» №7: Сашка и Флейтист - читать порно рассказ онлайн бесплатно

— Честь имею, господа гусары. Представьте вашего опричника к награде — он доблестно не пускал меня... Ооо! Вижу, что помешал. Но почему же на полу? Почему не в шелках любовного ложа?..
Дмитрий Сергеич застонал и повалился на Сашку. Пал Семеныч кривился, изображая подобие улыбки.
— Да вот, представляешь, так раздразнила девка — не смог утерпеть. Настоящим дикарем себя почувствовал. Чего и говорить — шлюшка опытная, лучшая в своем роде...
— Из какого, говоришь, борделя красавица? — спросил мужик. Пал Семеныч снова скривился и хотел что-то ответить — но тут с Сашкой что-то произошло, и она вдруг разревелась.
— Опытная, говоришь? — переспросил пришедший.
— Кажется, перебрала малость... Еще бы — столько выпить, — фальшиво улыбался Пал Семеныч.
— Она что, одна пила? А вы сидели и смотрели? И потом прибрали за ней бухло? — говорил тот, подходя к Сашке. Рядом с ней валялся багровый Дмитрий Сергеич, едва успевший заправить липкое хозяйство в штаны. — А кровь откуда? Опытная целочка?... Эй, девонька! Ау! — пришедший наклонился к Сашке, ревущей навзрыд. — Эй! — и вдруг врезал ей с размаху по щеке.
Та замолкла, глядя на него стеклянными глазами, и только вздрагивала, хватая воздух.
— Ай-яй-яй. Побои. Что мы ее шефу скажем? — елейно проскрипел Пал Семеныч.
— Что ее забрал сука Флейтист. Одевайся, красавица, пойдем со мной.
— Я... мой папа в тюрьме... Я бы так никогда... — забормотала Сашка.
— Папа в тюрьме? Это уже интересно. Пойдем, и ты мне все расскажешь. Спиной чую, — развернулся он к Пал Семенычу, — что у вас есть какие-то вопросы ко мне, господа гусары?
***
Вызвав по мобилке шофера, он отвез Сашку домой, и потом зашел с ней в квартиру, чтобы дослушать ее рассказ.
Из Сашки вначале лезли бессвязные ошметки речи, будто она разом забыла половину слов; а потом вдруг прорвало, и она вывалила Флейтисту всю историю, густо перемешав ее слезами и оправданиями — «я ни разу... я бы никогда...»
Флейтист слушал в сторонке, не прикасаясь к Сашке.С такой доцей, как ты, в бизнесе делать нечего... — Почему?
— Это на тебя стресс влияет, или ты в самом деле дурочка? Или прикидываешься?
Сашка отвернулась.
— Может, я и дурочка, — сказала она. — Но я не прикидываюсь. Я понимаю, о чем вы говорите, но... я не верю. До сих пор не могу поверить, что я такая. Понимаете, я... я никогда о себе не думала ТАК.
— А чего тут верить? В зеркало себя видела? — усмехнулся Флейтист. — Пойми: рано или поздно дети вырастают из памперсов. Одни твои, извиняюсь, буфера заткнут за пояс весь город, и еще место для пригорода останется. Многим этого уже вполне хватит... Так-то вот, Александра...
Флейтист замолчал.
Видно было, что он хотел сказать что-то еще, но колебался, стоит ли это говорить. Сашка тоже молчала, красная до корней волос.
— Вот... А то, что Груздь с Бурдачом... Не бери в голову. Ты хотела, как лучше. Девичья честь — невелика потеря. Без нее удобнее будет, когда... Ну, в общем, разболтался я, — Флейтист встал. — Поешь, поспи и встречай папу. Ну...
Сашка тоже встала.
Они стояли друг против друга — впервые так близко, почти нос к носу.
— Спасибо вам, — сказала она.
— На здоровье.
Сашка потянулась к нему — едва заметным движением не тела даже, а скорей взгляда или дыхания, — но Флейтист заметил и остановил ее, взяв за плечи:
— Александра! Не надо. Ты... ты думаешь, я не такой? Все мы такие. Я... знаешь, сколько творил то же самое, ну или почти?... Я точно такой же... Это ты — не такая. Ты не видишь себя со стороны.
Сашка вдруг поняла, что от него пахнет спиртным. Но это почему-то не вызвало у нее отвращения.
—... Я шел по улице, увидел тебя, и меня как ударило, понимаешь? Пожалуйста, останься такой, не испорти себя. Я знаю, чего ты сейчас хочешь, но... не надо. Ты не такая, тебе нельзя так. Я сейчас уйду, и ты больше никогда меня не увидишь. Никогда, слышишь ты, Александра?..
Он тряс ее за плечи. Потом вдруг перестал.
Сашка смотрела на него... и вдруг потянулась к нему и поцеловала, по-детски вытянув губы трубочкой.
Флейтист дернулся, как от тока. Потом судорожно обхватил ее...
... Дикий, бешеный поцелуй рос, как снежный ком: они кусались, будто хотели выжрать друг другу лица, и руки Флейтиста месили Сашкино тело под тряпками, натянутыми кое-как. Потом он стянул с ее бедер джинсы и трусы, перепачканные кровью, и сунул руку Сашке между ног.
Сашкины глаза расширились, как у куклы: Флейтист жадно целовал ее, одновременно надев снизу на свою руку, просунутую под всей промежностью, от лобка до ануса. Он двигал рукой, и оглушенная Сашка ездила по ней всем своим хлюпающим нутром, а он продолжал целовать ее, сокрушая языком все барьеры в обожженном рту.
Сашкин стон очень скоро перешел в вопль, и Флейтист целовал, целовал, целовал ее, пока она билась на его руке. В ее теле оставалось много, много неутоленного желания, и оно все никак не желало перегорать в ней...
... Она очнулась на полу.
Между ног все болело, как перед месячными. Флейтиста в доме не было.
***
Так началась новая Сашкина жизнь.
Она была чудовищной, эта жизнь. И она совершенно не походила на прежнюю.
Прежняя была «просто так»: Сашка жила, как живется, и радовалась тому, как это у нее выходит. Новая была Жизнью Имени Него. Только Он придавал ей ценность, только желание найти Его и встретиться с Ним поддерживало Сашку на плаву. Все прочее не имело смысла.
Она даже не знала, как его зовут. О «Флейтисте» встречались боязливые упоминания в сети, и ни одно из них не было следом. Открыто расспрашивать папу она не могла, ибо держала свое обещание, сколько было сил. Их, правда, становилось все меньше, и папа уже выпытывал у нее, почему она так интересуется Флейтистом.
— Ну, он же вытащил тебя из тюрьмы, — говорила Сашка. — Наверно, он не такой, как все они. Благородный.
— Ты где это слово вычитала? У Достоевского? — кривился папа. — Я тебе откровенно скажу: не знаю, почему он вздумал помогать мне, но... если он чем и отличается от других, эээ, авторитетов нашего города — то только тем, что у него больше бабок. И, соответственно, на личном счету больше подлостей, коими он их заработал.
— Ну почему подлостей? — не унималась Сашка. — Что, разве нельзя зарабатывать деньги честным путем? Ты вот тоже зарабатываешь — так что, и у тебя подлости?..
Но отец кривил губы и переводил тему.
Все его знакомцы (благо, кроме Груздя с Бурдачом, были и другие) в ответ на осторожные, как считала Настя, расспросы вдруг делались немыми и глупыми. Только у одного из них, Виталия Иннокентьевича Полудумова, после пьянки развязался язык, и он, интимно приобняв Сашку за плечи (ради дела она решила потерпеть), поведал ей, что Флейтист — самая гнидская гнида и самая сучья сука во всем городе.
Перед Сашкой, обалдевшей от перегара, развертывалась панорама подлостей и преступлений Флейтиста, главным из которых было то, что он еврей. Это придавало рассказу известную цену, но в Сашке все равно елозил скверный червячок.
При попытках узнать имя и адрес Флейтиста Полудумов трезвел и громоздко шутил. Все было насмарку.
Сашке было хреново, как никогда. В один и тот же день с ней произошли самое ужасное и самое прекрасное события в ее жизни, и она никому, никому не могла об этом рассказать. Она плюнула на учебу, на свой вид и вообще на все на свете. Она часами бродила по городу, вымокая под октябрьскими дождями, и хамила ухажерам, которые липли к ней везде, даже в набитых маршрутках. Она начала курить и, хоть ей жутко не нравилось, упорно приучала себя к куреву, злорадно думая о том, как портит себя.
Однажды, когда Сашка увидела большую дырищу на колготине и поймала себя на мысли — «а, и так сойдет» — она вдруг поняла:
ТАК БОЛЬШЕ НЕЛЬЗЯ
Выкинув начатую пачку, она устроила ревизию всем своим шмоткам, смешанным в винегрет. Депрессии пришел конец: нужно было не страдать, а действовать.
Через пару дней у нее был готов план.
Это был безумный план, и Сашке было жутко, но она старалась не зацикливаться на этом, чтобы не передумать.
Как нередко бывает с безумными планами, он сработал. И не как-нибудь, а тоже безумно.
***
Он был прост, как апельсин: Сашка внахалку приперлась к Груздищеву и заявила:
— Приветики. Вас желает видеть Флейтист. Немедленно.
Бурденко был тут же. Они с Груздем так уставились на Сашку, что вся ее решительность вдруг растеклась по телу, как кисель.
— Какие гости! — сладко и фальшиво запел Груздь. — Девочка снова возжелала чувственных наслаждений?
— Не получится, — сказала Сашка. Отчаянье добавило ей наглости.
— Что не получится, радость моя?
— Лапшу на уши вешать. Мое дело сказать, а вы можете торчать здесь и нести свою хуйню, если хотите проблем.
Груздь переглянулся с Бурдачом.
— Чего он сам не позвонил? Чего тебя прислал?
— Обстановка такая, — сказала Сашка наобум.
Видно, ее «наобум» попал в какую-то неизвестную ей цель: бандиты (это ведь были они, чего уж там) — бандиты снова переглянулись, и Бурдач кивнул:
— Ясно. И нас хочет туда приплести, ссука. Пошлем его нахуй, а?
— Подожди. Он где? Еще в офисе? — спросил Груздь у Сашки.
— А то где же, — улыбалась та.
— И как там?
— Пока тихо.
Ее выстрелы вслепую попадали в какие-то невидимые ей цели. Груздь опять переглянулся с Бурдачом и вздохнул:
— А чего тебя-то послал?
— Время идет, — сказала Сашка. — Намек понят?
И снова она попала куда-то, не целясь. Бандиты встали.
— А чего хочет-то? — спросил Бурдач.
— Сам знаешь, чего хочет, ссука, — отозвался Груздь вместо Сашки.
Они прошли к машинам.
— Сядешь в эту, — с ненавистью сказал ей Груздь. Она села меж двух амбалов, бандиты нырнули в другую машину — и они поехали.
В груди у Сашки выстукивались бешеные африканские ритмы: вот сейчас, сейчас, сейчас, сейчас... Что она скажет про Бурдача с Груздем, и вообще — что она скажет Флейтисту, когда увидит его — это было неважно, и она об этом не думала, чтобы в сердце не впивалось еще больше иголок, и чтобы оно не лопнуло прежде времени... Машина остановилась у здания, которое Сашка видела миллион раз. «Неужели здесь?»
Выйдя из машины,