Из цикла «В отцы годится» №5: На круги своя - читать порно рассказ онлайн бесплатно

снимая людей, витрины, пальмы и Ильку на фоне всего этого. Она произвела фурор, к ней зверски приставали, и гордый Сухоруков фоткал Ильку с ухажерами, время от времени целуя ее взасос, чтобы все видели, чья это сhiса. Она была в таком же экстазе, и они даже немного побегали по набережной, как малолетние кретины.
— О, чуешь? Наши в городе! — сказал Илья Степаныч, заслышав русскую речь... и остолбенел, увидев перекошенное лицо Ильки. — Что такое? Илька, в чем де...
— Ничего... Пойдем вон туда! — бодро сказала Илька и потащила его прочь от группы соотечественников. — Вон в ту улицу, а? Пойдем? Там, наверно, прикольно...
— Чего ты так испугалась? — допытывался Илья Степаныч, тащась за ней. — Тут вообще-то трущобы какие-то пошли... Давайназад!
— Нет! Мне интересно, куда эта дорога выведет, — упрямо говорила Илька и тащила его дальше.
Улица сужалась и грязнела. Вокруг мелькали морды одна гнуснее другой, и Сухоруков крепко держался за фотоаппарат. Все это ему нахрен не нравилось, и он собирался во всем разобраться, как только переведет дух.
— Уффф, — Илька замедлила шаг, а потом и остановилась. Она устала. — Давай передохнем, а?
— Ну, и к чему была вся эта гонка? — начал было Сухоруков, но тут из ближайших дверей вырос усатый громила и ласково обнял их обоих, что-то бормоча по-испански. У Ильи Степаныча екнуло в животе.
— Nо Sраnish, Еnglish оnly, — сказалон.
Громила никак не отреагировал на это. Из-за угла появились двое других. Илья Степаныч лихорадочно озирался по сторонам: прохожих не было.
— Хэлп! — крикнул он и осекся: троица оглушительно заржала.
Илька была бледной, как ее волосы. Один из громил крепко обхватил заледеневшего Сухорукова, трое других обступили его жену и наперебой галдели что-то, дергая ее за одежду.
Появился четвертый. Илья Степаныч хотел позвать его на помощь, но понял, что он из той же компании.
— Раздеться, — сказал тот Ильке по-английски. — Мы не делать ничего плохо, мы только смотреть и немножко трогать, ха-ха.
Илька посмотрела на Илью Степаныча. Того крепко обнимал усатый.
— Если я убегу, они вас убьют, — сказала Илька, снимая маечку.
— Ты не убежишь, — сказал Сухоруков. — Уж лучше я...
— Я очень быстро бегаю. Они не догонят меня. Но я боюсь за вас...
— Раздеться! — рычал громила-полиглот, дергая ее за джинсы.
— Если ты совсем разденешься, ты их возбудишь, и они побегут за тобой, — вдруг сказал Илья Степаныч. Ему самому стало страшно от того, что он сказал.
Илька уже была в одном белье. Громилы смачно щупали ее. Кинув в Сухорукова еще один отчаянный взгляд, Илька сняла купальник, а затем и плавки, оставшись в одних кроссовках. Гогочущая компания лапала ее в шесть рук.
— Внимание! — крикнул Илья Степанович по-английски. Те повернулись к нему. — Это моя жена, и я категорически возражаю...
— Ты очень глупо кричать, — сказал ему полиглот, — и я ебать тебя в рот.
Четверка загоготала еще громче.
— Это нарушение международных норм! — продолжал орать Илья Степаныч. — Вторжение в личное пространство...
Вдруг голая Илька с силой толкнула двух громил и вырвалась вперед. Три кенгуриных прыжка — и она скрылась за углом.
Те не сразу опомнились, а опомнившись — кинулись ей вдогонку. Усатый побежал с ними, оставив Илью Степаныча, который резво юркнул в ближайшую подворотню. Краем глаза он успел заметить, что кто-то из громил развернулся, увидев его бегство, — и припустил, как в школе, когда гонял с пацанами «квача».
Подворотня неожиданно вывела к морю. Сухоруков бежал в том направлении, куда, как ему казалось, должна была выбежать Илька, — и вскоре увидел ее. Она уже была совсем далеко, и за ней гнались громилы, безнадежно отстав от голой белоголовой фигурки. Илья Степаныч шумно выдохнул и остановился.
Нужно было, во-первых, отдышаться, а во-вторых, не попасться на глаза громилам. Он перешел на теневую сторону набережной и двигался, прижимаясь к стенам, как шпион. Отставшие громилы повернули обратно и прошли мимо, не заметив его. Сердце скакало в груди, как бешеный заяц, и никак не хотело успокаиваться, и Илья Степаныч все никак не мог прибавить скорость, чтобы нагнать Ильку, которая давно пропала из виду. В свои 46 он был в паршивой форме и впервые в жизни ругал себя за это.
Он брел долго, долго, пока наконец не разглядел в волнах белую голову.
— Илькаааа!..
Она отозвалась, и Илья Степаныч полез было в воду, но обнаружил, что под шортами у него нет плавок. Забыл надеть, когда спешили на прогулку.
«Ну и что, она все равно голая», внушал он себе — и внушил: сбросил тряпки на песок и вбежал голышом в теплые волны.
Они встретились метрах в тридцати от берега. Волны плюхались не выше груди.
— Иииилька! — он обхватил ее и попытался поднять в воздух, но вместо того упал в воду сам.
— С тобой все хорошо? С вами все хорошо? — спросили они одновременно, засмеялись и снова обнялись.
— Ты что, чемпионка по бегу? — спросил Илья Степаныч.
— Ага! Как ни странно...
— Чего? Мира?
— Нет, всего лишь поселка Лоухи... Но мне этого хватило... Иииииы!
Счастливая Илька повисла на шее у Сухорукова, бодая его грудями.
Это и правда было удивительноони вместе, что они голые и им так хорошо. — Как пойдем обратно? — спросил Илья Степаныч, когда они наплескались и навизжались. — Ты же совсем голенькая у нас...
— Не знаю. Может, вы мне дадите что-то одеться?
— У меня плавок нет, только шорты и футболка. Она тебе как раз до самого интересного места... Что ты чувствовала, когда бежала голышом?
— Если честно — ничего. Только желание увести их за собой от вас. Я еще останавливалась и дразнила их...
Сухорукова кольнула в нервы какая-то заноза, которая называлась, может быть, совестью, а может, и как-то иначе. Он обнял Ильку за бедра, и они вышли на берег — на глаза компании граффитистов, расписывавших набережную.
Илья Степаныч сразу ощутил срамную щекотку там, где должны были быть трусы, и одеревенел. Илька тоже застыла.
— Да, вот теперь я чувствую все, что полагается, — шепнула она ему. — Жесть, никогда не думала, что будет так.
Граффитисты так заинтересовались ими, что повернулись спинами к своему шедевру. Вряд ли они впервые видели голых на этом берегу, — наверно, дело было в Ильке, на которую и в одетом виде пялилось всё, имеющее глаза. Нагота действовала на нее совсем не так, как на Сухорукова: она гордо приосанилась, выпятив грудь.
— Хай! — помахала она граффитистам.
Сбылась заветная мечта Ильи Степаныча: его жену видели без всего.
У него даже голова закружилась. Какое-то невероятное, безразмерное везение, которого он не заслужил, уберегало его от опасностей и дарило мечту за мечтой...
— У меня идея, — крикнул он Ильке. — А что если мы попросим их тебя раскрасить? Будет бодиарт! Раскрашенное тело — это уже не голое, так и по городу можно... А?
Илька сопротивлялась минуты три. Потом ее обступили взбудораженные граффитисты, вытерли насухо тряпкой, облапав все тело, и стали поливать из своих баллончиков — с трех сторон сразу. Илька завизжала (краска была холодной) и сразу превратилась в черно-красно-желтое нечто, меняющее цвет на глазах. Ей выкрасили и лицо, и волосы, и выпуклую ее раковинку... Илья Степаныч стоял и мял хозяйство под шортами, надеясь, что никто не видит.
Потом, когда ее покрыли десятью слоями, превратив в мерцающего посланца иных миров, и нафоткались с ней досыта, — гордый Илья Степаныч взял Ильку за черную руку, и они пошли в гостиницу.
Каждый миг этого пути откладывался незабываемым калейдоскопом в их памяти. Они почти не говорили, полные взглядами прохожих, которых, как на грех, было много. Голую Ильку фоткали, окликали, а иногда и хлопали по попе, если дотягивались. Она шла пружинисто, гибкая и ладная, как пантера, и действительно походила на зверя, выкрашенная черной краской с цветными разводами. По шортами у Сухорукова торчала пушка, и он не знал, куда ее прятать.
Выход был только один:
— Илька, — просительно окликнул он, вывалив хозяйство. Вокруг никого не было: они зашли в тупик.
— Нет, нееет... я так не могу, — мотала Илька своей черно-алой головой и пятилась от него. Но зеленые глаза кричали «да», и Сухоруков просто взял ее между ног. Там было липко, как в середке персика.
— Неееет, — мурлыкала Илька, раздвинув ноги, а он дрочил ее, размазывая соки по черной коже. Потом шепнул — «раком!» — и Илька, бросив отчаянный взгляд назад, опустилась на мостовую.
Их могли заметить в любой момент. К ним могли зайти, и им негде было бы прятаться, некуда было бы бежать... Они оба это знали, — и потому Илья Степаныч кончил, не сделав и десяти толчков, а Илька — чуть позже, когда он сунул в нее дрожащую руку. Она корчилась и извивалась на коленях, насаженная на его пальцы, а Сухоруков мял ее изнутри и слушал в себе след цветного фейерверка...
— Как я пойду теперь... обкончанная? — причитала Илька, и выхолощенный агрегат Ильи Степаныча томительно отзывался на это слово.
Потом они все-таки дошли до своего района. Это было и слишком долго, и слишком быстро: хотелось, чтобы их путь не кончался никогда.
... Но он кончился. Раз и навсегда.
— Смотри! Вот он, сука! — раздалось откуда-то по-русски.
Илька вскрикнула и больно рванула руку Илье Степанычу — «бежим!» — а тот застыл, как гипсовый — «куда? что такое опять, Илька?» — пока их не окружили незнакомые рожи. Илька выла в ужасе и тащила Илью Степаныча невесть куда, а тот ничего не понимал, — но им уже не давали уйти.
— Говорил я тебе, Вася — долги отдавать надо, — подошла к нему одна из рож, наверно, главная.
— В чем дело? Кто вы та... — закричал Илья Степаныч и осекся: на него смотрел ствол.
Следующий миг слепился из невозможных клочков, которые сознание потом пыталось разобрать, как склеенные карты, и не могло отодрать одну от другой. Ствол выстрелил; Илью Степаныча что-то толкнуло, и он повалился на асфальт; на него завалилась Илька, и он не понимал, почему она на нем, и почему ему не больно, пока не увидел, что алая краска у нее на голове блестит и стекает ему на грудь.
— В девчонку попал... Добей фуфлыжника... Стоп... Татуха... Нет татухи...