Из цикла «В отцы годится» №4: Лифт любви

Откровенный эротический порно рассказ доступен для чтения и скачивания. Скачать его можно под историей, в отдельном блоке.

Лифт закрылся, и воцарилась тьма.
— Ё, — вырвалось у Гладкова (хотя вообще он был сдержанным человеком).
Как видно, гопники выбили в лифте последнюю лампочку. Такая темень нервировала, хоть и ехать было не ахти сколько.
Гладков достал мобилку. Та полыхнула прощальным огоньком и потухла: он забыл зарядить ее.
— Ё-моё! — сказал он с чувством. — Едрить тебя, сукин сын!
Лифт, видно, принял это проклятие на свой счет и застыл.
— Эээй, — позвал Гладков.
Тишина.
— Ээээээй! — заорал он, стукнув несколько раз в двери.
— Застряли? — спросил голос из тьмы.
Он был робким и женским, этот голос.
— Тут кто-то есть? — спросил Гладков, помолчав.
— Вообще-то да.
Гладков попытался осмыслить это.
— Я не увидел вас. Было темно, — сказал он. — Стало быть, вы тоже застряли?
— Нет, я просто прошла тут сквозь стену, чтобы вам не было скучно...
— Мда. Хи-хи, — фальшиво хихикнул Гладков. — А... у вас есть мобилка?
— Есть. Но она не заряжена.
— Что-о? Ахахаха! — расхохотался он, на сей раз от души.
— Это так смешно?
— Ну... просто забавно: в темноте, в заточении, без связи с миром...
— Вы не писатель, часом?
— Эээ... а что?
— Красиво так выражаетесь. Сильно. Там должна быть кнопка.
— Где? Какая?
— Там, где все кнопки. Кнопка вызова.
Минуту или две Гладков сосредоточенно тыкал во все кнопки, которые мог нащупать.
— Нет тока, — наконец сообразил он. — Все кнопки потухли. Ай!..
— Извините. Да, я тут, вот прямо рядом с вами, осторожно... Не ушибла вас?
— Нет... но, знаете... В темноте вдруг кто-то тебя трогает...
— Не кто-то, а я. Да, вы правы — потухли... Меня зовут Кристина.
— А меня Владислав. Можно «Влад».
— Очень приятно. А меня можно «Кристи».
— Вы тут?
— В смысле?..
— Ну... рядом со мной?
— Почти, — голос раздался вдвое ближе. — Но я вас не буду трогать, не бойтесь.
— А вы какая, Кристи?
— То есть — «какая»?
— Ну... Так интересно, интригующе — один на один с девушкой, в полной темноте... Вы блондинка?
— Оооо...
— Что?
— А попробуйте угадать? Какая я?
— Нууу... — Гладков замялся. — Что, вот так вот... по голосу?
— Ага.
— Ну... не знаю... По-моему, вы блондинка. У вас голос мягкий такой. Угадал?
— Не знаю. Тут темно.
— Ха-ха-ха... А глаза у вас голубые?
— Угадайте.
— Наверно, голубые... или серые. Или зеленые. И еще мне кажется, что вы кудрявая.
— Потому что говорю кудряво?
— Не знаю. Просто кажется так. Угадал?
— Нуууу...
— А можно потрогать? Проверить?
— Кого? Меня?
— Ваши волосы. Хоть что-то достоверное...
— Ну... эээ...
Холодея, Гладков протянул руки по направлению к голосу. Руки уперлись в мягкое и живое.
— Ааай!
— Извините... Я, кажется, промахнулся...
— Вообще-то у меня волосы не там растут. В основном выше.
— Извините, — бормотал Гладков.
Ощущение мягкого и живого обожгло нервы. Жутко, до тика хотелось повторить. «У нее что, голая грудь?» — подумалось вдруг, и стало еще жутче.
— Извинила. Вторая попытка будет?
— А можно?
— Если осторожно.
Гладков снова протянул руки, на этот раз выше, на уровне своей головы — и они окунулись в пушистую копну.
— — Йесс! Я угадал! Вы такая кудрявая!..
Руки его щупали пух, щекочущий ладони, и оттуда в тело текли мурашки, такие же щекотные, будто Гладков целиком залез в шевелюру Кристи.
— Вы хотите меня причесать, я вижу. Вы парикмахер?
— Нет, я писатель... Я никогда не видел таких кудрей!
— Вы их и сейчас не видите.
— Да... Но мне кажется, я чувствую, какие они золотые. Они греют мне руки...
Гладков и впрямь чувствовал это. Его руки путешествовали по шевелюре Кристи и откровенно гладили ее, как это можно было делать только с очень близким человеком. Кристи притихла.
— Вам нравится?..
— Если я скажу «да», вы захотите чего-то еще — сказала она. — Если я скажу «нет», вы просто прекратите. Поэтом я просто промолчу...
— А вам не хочется, чтобы я прекращал?
— Не... хочется... — хрипло проговорила Кристи.
Гладков ласкал ее голову сквозь кудри, млея от токов незнакомого тела, и в ответ слышал волнительное сопение. Можно было бы сказать «у него потемнело в голове», если бы и так не было темно.
— Значит, вы сказали «да»...
— Ммммм...
— И вы сами сказали, что если «да» — значит... значит, можно что-то еще.
— Я такого не говорила!..
— А что «еще»? Что ты имела в виду? — вкрадчиво шептал Гладков (или, точнее, кто-то в нем), переходя с кудрей на шею.
— Ооооу! Вы решили защекотать меня? — жалобно спросила Кристина, не заметив его «ты». Судя по ее голосу, прикосновения Гладкова имели оглушительный успех.
«Какая же ты чувственная», думал он, сходя с ума.
— Ты имела в виду... может, лицо? Можно потрогать твое лицо?
— Вы мне весь макияж сотрете...
— Я аккуратненько... снизу... — бормотал Гладков, щекоча ей под подбородком и легонько задирая его вверх. Этот испытанный прием подействовал, будто Гладков нажал на кнопку «возбуждение»: Кристина закряхтела, шевельнулась, и он услышал шорох одежды.
«Выгибается» — думал он.
— Ого! У тебя такие пухлые губки! Ну просто... просто ого, какие!
Его палец путешествовал по ее губам, чуть прижимая, чтобы не дать ей говорить. Подушечка скользила по влажному — Кристи чуть приоткрыла губы и слегка ловила ими палец. Под ним было все мокрее и мокрее, и что-то совсем влажное и мягкое обожгло его и исчезло... неужели язык?
В какой-то момент напряжение стало невыносимым. Гладков набрал дыхание, еще не зная, что он скажет... но Кристи опередила его:
— А теперь, — сказала она, куснув губами его палец, — а теперь я вас потрогаю. Думаете, только вам можно? Где вы тут?
— Вот я, — отозвался Гладков, закрывая глаза.
Горячие, как маленькие печки, руки ткнулись ему в шею, нащупали подбородок, губы...
— Ой, какой колючий! У меня пальцы в дырках будут! Уходим отсюда, — смеялась Кристи, но пальцы ее щупали Гладкова нежно, горячо, и тот млел от их тока. — Тааак... Нос длинный, шнобель такой... Вы Урфин Джюс, да? А это что? Следы веков? Вам сколько лет? — пела она, нащупав морщины. Ее скользящие касания драли Гладкову нервы.
— Сорок... три... — хрипло сказал он.
— Ого! А лапали меня так, будто вам пятнадцать.
— А... тебе сколько?
— А мне... сорока еще нет. Угадайте! — она перестала его щупать.
— Уффф... Ну точно не пятнадцать, — сказал Гладков. — Судя по голосу... и губам...
— А сколько? Тридцать шесть?
— Слишком мало данных. Надо... — он прикоснулся, не дыша, туда, где должно было быть ее туловище, — надо собрать информацию...
И сжался, ожидая реакции. Но Кристина молча пыхтела, и он двинулся дальше.
Под его пальцами было голое, горячее, мягкое, и оно было уже довольно долго... «Грудь! Совсем голая?... « Но нет: край ткани, ложбинка...
— Ого! У тебя такое декольте...
— А что? Не нравится?
— И грудь... большая такая... Третий размер?
— Четвертый.
Он спустился ниже, на талию, гнущуюся под его руками, и вернулся выше.
— Это вы проверили — может, я толстая корова?
— Ну что ты...
— И как? Со мной можно иметь дело?
— Ты потрясающая, Кристи, — горячо шептал Гладков, исправляя нечаянную лажу. — Я почти вижу тебя. У писателей знаешь какое воображение! Ты нежная кудрявая блондинка с пухлыми губками, созданными для любви... У тебя молочно-белая кожа, голубые или серые глазки, большие такие... и краснеешь ты крепко. И вообще ты розовенькая... наша, славянская, русская порода!... Что такое?
Кристи хихикнула.
— А лет мне сколько? — спросила она.
— Ну... ты тонкая, но крепкая, в самом соку. С такой потрясающей грудью... и голос у тебя густой, чувственный... Но ты молодая. Иногда бываешь почти ребенком. Думаю, тебе от двадцати трех до двадцати восьми... Двадцать пять! Угадал?
— Эээм... Будем считать, что да. А руку вы у меня все время будете на сиськах держать?
— А... тебе нравится?
— Не уверена. Лежит себе, как на перине... Тяжелая, между прочим!
— А соски у тебя такие же большие? — решился Гладков.
— Ээээм...
— Большие и розовые, да? Чтоб много-много молочка деткам было, да? — шептал он, массируя пышную грудь. Кристи охнула и отстранилась, но сзади был угол лифта, в который Гладков загнал ее и возобновил ласки — уже двумя руками.
В лифте сверкали искры и рвались фейерверки.
— Какая же ты чувственная, Кристи, — сказал он вслух, стягивая край ткани с ее упругих шаров. — Аааа, ааа... — запели они вдвоем, когда он нашел ее голые соски и взялся за них сразу двумя руками. — Аааа... — подвывал Гладков от ужаса и от похоти. — Тебе нравится? Нравится, девочка моя?
Он нагнулся, взял в рот горячий сосок, боднувший его, и стал взаправду сосать, причмокивая, как грудничок. Кристи застонала густым басом.
— Нравится? — бормотал он, мучая ей грудь. Она не отвечала ничего, извиваясь под его ласками.
«Как мы это здесь сделаем»? — думал Гладков. — «Она наверняка побрезгует на грязном полу... Неужели стоя, как ковбои в порнушке?»
Он нащупал Кристинины бедра, круто расходившиеся в стороны, как у индийских шакти.
— Ничего себе, какие... Да у тебя идеальная фигура! 90—60—90?
— Шестьдесят — да, — хрипло отозвалась Кристи. — Пятьдесят девять... Остальное больше...
— Обалдеть, — искренне говорил Гладков, расстегивая ей джинсы.
— Может, не надо? — вдруг спросила Кристи. Жалобно, как девочка.
— Но ты же хочешь, хочешь!... — Гладков схватил ее за грудь, обвил рукой талию, с силой массируя тугое горячее тело... — И я хочу. Очень-очень-очень хочу... Кристи, девочка моя, не бойся. Не бойся, моя кудряшка, все будет хорошо... все будет очень-очень хорошо... — бормотал он, стаскивая тряпки с ее замечательных бедер и спуская их глубоко-глубоко вниз, ниже колен. — Ну вот мы и голенькие, ну вот, — лихорадочно гудел он, наглаживая руками всю Кристи сверху донизу, во всех местах одновременно. На ее животе болталась майка. — Давай маечку снимем, а? Давай? Она мешает... Что? Что, что, моя девочка?
— О... оо... ооо... Ооооууууэээээ!... — вдруг расплылась Кристина, извиваясь в темноте. — Эээ! Э! Э!
Ее рука дрожала между ног — Гладков чувствовал ее вибрацию. Недолго думая, он сунул туда свою собственную,

12