Новогодний конкурс. Рассказ «Самое важное» - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Горыныч прикрыл лицо ладонью, защищая глаза от света.
— Ты в курсе, что сейчас четыре утра? — спросил он.
Михай закивал, не отвлекаясь на болтовню и разливая по стаканам странного вида коктейль — зеленый, с густыми розовыми прожилками.
— А еще это моя квартира, — сказал Горыныч.
— Признайся, ты мне рад, — потребовал Михай, пододвигая к нему стакан. На стеклянной столешнице остался влажный след.
— В четыре часа утра? — уточнил Горыныч.
Но коктейль взял.
— Опять снилась херня?
— Ага.
— Так и не вспомнил ту девушку?
— Нет...
Горыныч знал, что ему грех жаловаться — у него сохранился довольно обширный кусок биографии, лицо лучшего друга и даже диалог с ним. Другим повезло меньше. Таша помнила только, что умеет играть на виолончели. Толик был вещью в себе — похоже, во время сканирования он был в хлам. Еще неделю после распечатки он не отличал синее от холодного и думал, что он на вписке, просто вписка хуевая. Ни о какой биографии и речи не шло.
Михай мало что о себе помнил, зато сохранил фотографию — она была в нагрудном кармане пиджака и распечаталась вместе с одеждой. На фотографии влюбленная пара шла вдоль полосы прибоя. Женщина с фото была некрасивой, с дряблыми ушками на бедрах и обвисшими складочками на боках. Но удивляло другое: Михай рядом с ней светился, как десять новогодних елок. Как Эдвард Каллен в солнечный день. Как стоваттная лампочка без абажура. Даже сейчас, не помня об этой женщине почти ничего, он подолгу рассматривал фотографию и молчал. А потом шел к Горынычу, чтобы было не так одиноко.
И болтал.
Очень много болтал.
Не было такой силы, которая смогла бы заткнуть Михая, когда ему тоскливо.
—... ну и, в общем, «распечаток» тогда было раз-два и обчелся. Валера и Толик... Оба Толика. На нем отлаживали аппаратуру, тестили и всё такое... Пара его «распечаток» оказались достаточно крепкими, чтобы жить.
И недостаточно адаптированными, — подумал Горыныч, — чтобы за столько лет найти себе занятие получше, чем торговля оргазмами.
— Потом была Валера, — продолжил Михай. — Она уже не работает, ну, как донор ощущений... Давненько уже. Только курирует. Ну, типа, опекает тебя, да меня, да всех остальных. Знаешь, она в свое время пообкусывала руки многим местным правозащитникам...
Валерия-защитница.
Валерия-победоносная.
Валерия, мать её так.
—... пыталась отбить «распечаткам» хоть какие-то права. Что-то отбила... Что-то нет. По крайней мере, с нами теперь заключают контракты, не держат в четырех стенах и отпускают, когда контракт истечет.
— Уверен? — спросил Горыныч, лениво почесывая пальцами татуированный бок. — Как они вообще живут? Те, кто отработал контракт?
— Это ж люди, попавшие в мир будущего, — удивился Михай. — Да их жизнь — это шедевр! Идеал! Их жизнь — это...
— Ты не имеешь ни малейшего представления, куда они деваются, — догадался Горыныч.
— В душе не ебу, — признался Михай.
Помолчал немного, а затем добавил:
— Предпочитаю считать, что им веселее, чем нам сейчас. Иначе в чем смысл?
Смысла не было. Какой вообще может быть смысл во вселенной, где люди клонируют себя, а оргазмы скупают оптом и в розницу?
— Ну а Ларичкин? — спросил Горыныч. — Он тоже?..
— Не-е-ет, он не «распечатка», — отмахнулся Михай. — Просто куратор. Главный куратор, ну, типа, важнее Валеры. Большая шишка и все такое...
— Валера с ним спит?
— С этим старым пидарасом? — изумился Михай. — Если б нужно было выбрать, с кем Валера трахается — с единорогами из волшебной страны или с Ларичкиным, — я бы сделал ставку на единорогов.
Горыныч засмеялся, расплескав зеленое с розовыми прожилками.
— Почему?
— Потому что секс в жизни Валеры — вещь такая же мифическая, как единороги.
Горыныч допил коктейль и посмотрел на свое отражение в стеклянном столе. Язык у него был ядовито-зеленый.
— А я с ней спал, — сказал он. — Ну, в смысле...
Михай с грохотом упустил шейкер. Металлическая крышка отскочила, и по полу разлетелось мартини, лед и еще десяток ингредиентов, назвать которые не смог бы даже он сам.
— Да ладно! — восторженно присвистнул Михай, вытирая руки полотенцем. — В смысле, вы... — В смысле, она меня тестировала.
Михай настороженно двинул бровью.
— Но я слышал, что Таша...
— Херня, — сомнения Михая вызвали острый укол злости. — Не знаю, за каким хуем Таше врать, но это была не она.
— Ты уверен? — протянул Михай.
— Абсолютно. А еще я уверен, что твои коктейли токсичны, как спрей от тараканов.
— Мои коктейли а-а-ахуенные!
— Ну да.
— Отдай стакан!
— Да щас...
Наверное, Михай ему не поверил. Горынычу было плевать — он-то знал, чье лицо он тогда видел. И хотел бы — не забыл.
Не отрываясь от шейкера и бутылки с лоснящейся лиловой этикеткой, Михай сказал:
— Ты, главное, не придумывай себе лишнего.
Горыныч поднял голову.
— У неё есть парень, — пояснил Михай. — Мы, правда, не видели его ни разу, но он есть. Валера рассказала Толику, а Толик рассказал мне, а я уточнил у Дианы, не знает ли она чего, а она...
Гребаная стерва. Парень у нее есть, ишь ты...
— К тому же, не завидую я тому, кто ебет кралю с такими загонами. Взять к примеру эти ее платья. Ты видел эти платья? Как вообще можно такое снять? Срезать ножницами?
... губы у стервы были бархатными, как лепестки роз. Это вам не херня из любовных романов, это факт: Горыныч помнил, как ощущаются под пальцами мягкие розовые бутоны. Словно живые.
Валера была такая же: вроде живая, а вроде и нет. Прохладная, словно оторванная от этого мира, отстраненная от его обитателей, затянутая в плотную ткань своих платьев и металл украшений. На таких, как она, стоило вешать предупреждающие знаки: не лезь, не лезь! Не смотри в её сторону, даже не думай о ней! Иначе вопьется тебе в мозги, как заноза, и уже не отпустит...
* * *
Голова не болела.
Болело всё остальное. Что бы там не смешивал Михай, этим действительно можно было травить муравьев.
— Блядь...
— С добрым утром, страна! — голос был бодрый. И женский. И очень знакомый. — Вы что там пили? Дихлофос?
Горыныч накрыл лицо ладонью, загораживаясь от света. А потом осторожно выглянул из-за пальцев. Прямо напротив него стояла Валера. Лиственно-зеленое платье облегало её бедра, утягивая и без того тонкую талию. Одной ногой Валера пыталась попасть в туфлю, упавшую на бок, а руками торопливо застегивала сережки.
— Я... — язык был распухший и еле ворочался. — Что я...
— Нажрался в дюпелину и вел себя как животное, — сообщила Валера.
— Господи, — простонал Горыныч. — Я же... я же не...
Девушка засмеялась. С сережками она уже покончила, подхватила с пола упавшую туфлю и надела её, придержав за каблук.
— Расслабься. Даже по пьяни ты ведешь себя, как выпускник семинарии. Завалился ко мне, отчитал за враньё и сказал, что у меня губы как розы.
Горыныч закрыл лицо руками.
— Прости, я...
—... был бухой, — Валера кивнула и набросила на плечи короткий жакет. — В следующий раз вышвырну к хуям, а не оставлю спать на диване.
— Понял, — Горыныч обреченно кивнул. — Заметано.
— А теперь выметайся, я тороплюсь.
В лабораториях в это время было пустынно, но Горыныч решил, что лучше принять душ и выпить кофе прямо тут, чем тащиться к себе. В одном из «аквариумов» тестировали нового соискателя, и Горыныч задержался, прилипнув лбом к прохладному стеклу. Тестирование напоминало фильм ужасов — биопринтер еще не закончил работу, а если нервные окончания окажутся дефектными, то заканчивать и не будет. У человека на лабораторном столе отсутствовала передняя сторона черепа — мозг был открыт, а глазные яблоки бессмысленно пялились вперед. Руки от локтей и ноги ниже коленей выглядели, как мечта маньяка — распечатанные наполовину, наполненные сосудами и нервными окончаниями, они еще не были укрыты мышцами и кожей. В глубине виднелась белая поверхность костей. Единственное, что было распечатано полностью — область тестирования. Причандалы у соискателя уже были, а черепушка — еще нет.
— Есть отклик.
— Подключаем аппаратуру.
— Поднимаем уровень окситоцина...
Верхом на испытуемом сидела Таша — совершенно голая, с собранными под шапочку волосами и фарфоровой кожей, до скрипа отмытой дезинфицирующим средством. Ни одна волосина, ни единый микроб с её тела не должны были нарушить стерильный покой лаборатории.
— Проводимость в норме.
— Нервные волокна распечатаны без дефектов...
Выходя из «аквариума», Таша коротко взглянула на Горыныча и потуже запахнула халат.
— Ты мне врешь, — сказал Горыныч.
Таша опустила глаза и молча проскользнула мимо него в комнату для переодевания.
* * *
Терпение выглядит, как волос. Очень долго тянется, пружинит в руках, а потом лопнет, словно его и не было.
Терпение Горыныча лопнуло, когда ему во сне вместо девушки, которую он пытался вспомнить, в сотый раз явилась Валера. Улыбнулась своими матовыми, накрашенными персиковой помадой губами, склонила голову и написала на его ладони набор цифр. А потом начала выводить букву «Л» с характерной завитушкой.
Перо царапало кожу, и ощущение было таким реалистичным, что Горыныч, проснувшись, тут же уставился на ладонь.
Надписи не было. Зато были чужие голоса и свет, играющий между стеклянными перегородками. Горыныч встал, кое-как натянул штаны и вышел в гостиную.
— И она такая: упс! А я думала, ты не придешь! А я такой...
— Серьезно? — спросил Горыныч. — В моей квартире? Михай, ну-ка верни мне гостевую карту.
Их было пятеро или шестеро — все «свои», все с коктейлями, расслабленные и смеющиеся. Таша и Диана, Толик и Толик, девушка с грудью, едва втиснутой в облегающее платье... Горыныч не знал её имени.
— Да мы тут пробегали, — радостно сообщил Михай. — А у меня кончился шпанский сироп, и я такой — эй, а не зайти ли к Толяну? Но у Толяна нет шпанского сиропа. И мы сперва заглянули в «Монта бра», а потом нам звонит Таша, и мы такие...
Горыныч направил на Михая руку, словно сжимая пульт от телевизора, и нажал воображаемую кнопку «выкл».
— Стоп, — велел он. — Мне плевать. Вы все, ну-ка напрягли извилины и сказали мне: как вспомнить больше информации о прошлой жизни?