Новогодний конкурс. Рассказ «Самое важное» - читать порно рассказ онлайн бесплатно

папке. — Полностью...
Горыныч неопределенно повел плечом.
— Восстановленную особь не выращивают из яйцеклетки, — пояснили ему. — Её ткут волоконце за волоконцем, клетка за клеткой. Воспроизводят даже импульсы в мозгу, кусок остаточной памяти, одежду, надписи на коже, татуировки... у вас есть татуировки?
Горыныч молчал. Татуировки у него были, но что с того?
— Для биопринтера нет разницы, где на вашем теле чернила, где кровь, а где одежда, — сказал старичок. — Объект восстанавливается полностью — именно таким, каким он был на момент сканирования. С тем же химическим составом. С тем же набором дефектов. С той же архитектурой нейронных сетей. Просто вы были там... а теперь вы здесь. Поздравляю.
Горыныч взглянул без него без единой эмоции. Наверное, еще не верил до конца... Нет, конечно не верил. А Никита за такие розыгрыши не досчитается пары зубов.
— Я «восстановлен в рамках программы департамента развлечений»? — спросил Горыныч, устав от собственного молчания. — И за каким хуем я департаменту развлечений?
— О-о-о, — оживился старичок. — О! Вы, люди две тысячи двадцать шестого, обладаете такими чудесными мозгами! Такими восхитительными, яркими мозгами! Мы, знаете ли, уже пару поколений как не практикуем секс...
— Что-то не уловил, — вяло откликнулся Горыныч. — При чем тут мои мозги к вашему сексу?
— Секс, — сказал старичок, наклонившись к столу, словно пытаясь заглянуть Горынычу в глаза, — это так грязно и нестерильно, так животно и грубо... и того не стоит. А вот оргазмы того стоят, но не провода же себе к мозгам прикреплять, мы же не животные!
Горыныч твердо решил, что пары зубов не досчитается не только Никита. С такими шуточками...
— Вы мало что знаете о нашем мире, мой мальчик, — сообщил старик. И выпрямился, накрыв папку ладонями. — Оргазмы тут поставляются, как спиртное, причем даже не элитное — просто спиртное, бокальчик-другой для тонуса и доброго расположения духа. К сожалению, нам нужны производители этого прелестного нейрохимического напитка. Те, кто жил в другое время, и кто умеет всё это грязное и нестерильное... И даже делает это с большим удовольствием.
Шутка совсем перестала быть смешной. Горыныч наклонил голову, разглядывая надпись на ладони. Это «Лана»? Или «Лена»? Завитушка буквы «Л» была совершенно отчетливая, а дальше чернила поплыли, и разобрать имя не получалось.
Горынычу вдруг стало очень тоскливо.
— Нам нужны люди вне системы, — сказал старичок, лучась добром, пониманием и деловой хваткой. — Вы делаете грязное дело, которое мои современники уже давно не практикуют, а мы снимаем слепок процессов, протекающих в вашем мозгу, воспроизводим его и продаем массовому потребителю. Поверьте, ваши труды будут щедро вознаграждены!
— А не пошли бы вы... — сказал Горыныч.
Дверь за его спиной с грохотом распахнулась.
— Валера! — старичок подпрыгнул, как ужаленный. Мягонькие старческие черты сложились в раздраженную гримасу. — Я же просил меня не...
— Ларичкин, сраный ты хуеплет!
Имя «Валера» подходило амбалам, чьи плечи едва протискиваются в дверь. Вертлявым фрикам в драных джинсах. Деловым мужикам, которым Горыныч жал руки, а потом угощал коллекционной беленькой в честь состоявшейся сделки. Имя «Валера» много с кем у него ассоциировалось, но уж точно не вязалось с женским голосом. Глубоким, восхитительно сексуальным, полным презрения голосом, который не портили даже ругательства.
— Знакомься, Андрей, — устало сказал старичок, внезапно обмякнув и опустившись в кресло. — Это Валера, мой страшный сон.
— Я твой эротический кошмар, старый ты хрен, — твердо сказал женский голос. — И если ты будешь встречаться с соискателями без меня, я откошмарю тебя так, что у тебя хер и яйца местами перепутаются.
— Прости Валеру, — без раздражения в голосе сказал старик. — Она несколько... экспрессивна в выражениях.
Горыныч чуть шею себе не свернул, пытаясь оглянуться.
— Уже сто раз говорила и повторю сто первый: для тебя — Валерия, — сказала незнакомка. Ее светлые волосы были убраны в высокую прическу, губы — покрыты яркой матовой помадой. Если бы у безумия был цвет, это был бы сиреневый.
Горыныч узнал эти губы. Не мог не узнать.
— Мы с тобой трахались, — сказал он быстрее, чем успел обдумать эту мысль. И добавил в голос немножко сомнения. — Мы с тобой трахались?..
Девушка коротко на него взглянула. Ни капли интереса в ее глазах не нашлось, и Горыныч сник плечами. Её синее платье было целомудренно закрыто на груди, оголяя лишь руки, а разрез на подоле — совершенно непошлый, маленький разрез шириной с ладонь, — едва приоткрывал колено. Всего лишь колено, нежную, округлую девичью коленку, — но Горыныч сглотнул, дернув кадыком. Было в этой закрытости что-то дразнящее. Лучше, чем в оголенных телесах стриптизерш. Что-то такое, из-за чего хотелось ухватить краешек платья в кулак и рвануть его, раздирая по шву, словно снимая обертку с конфеты.
От такой конфетки Горыныч бы не отказался.
— Сладкий, внимательно посмотри на меня, — сказала девушка. А затем наклонилась, упираясь рукой в подлокотник его кресла. — Сейчас я одета? — Да, — неуверенно ответил Горыныч. — Но... — А ты одет? — Да, но... — Возможно ли, что я присутствую в этом помещении по делу? — спросила девушка. — А не потому, что хочу сорвать с тебя одежду и овладеть тобой на столе этого дряхлого пидараса? — Было бы заебись, — признался Горыныч. — Но если ты против...
Девушка — даже думать о ней, как о «Валере», Горынычу было некомфортно, — выпрямилась и подошла к столу Ларичкина. Вытащила папку из-под его руки, пошелестела страницами. — Андрей Горынин, значит, — сказала она. Всмотрелась в один из листов. — Тебе нужно жрать больше овощей, Андрей Горынин. Скоро весь изнутри покроешься холестериновыми бляшками.
— Кажется, мне тут предлагают роль порнозвезды, — поделился Горыныч. — Будешь моим диетологом?
— Хоть фитнес-тренера себе найми, когда подпишем контракт, — разрешила девушка. А потом громко велела: — Отпусти его!
— Но я... — Горыныч разжал ладони, всем своим видом показывая, что отпускать ему нечего.
— Отпусти его сейчас же! — рявкнула девушка, и Горыныч почувствовал, как ослабевает натяжение в металлических браслетах, а потом они, звякнув, повисают на запястьях. Магнитное поле, которое крепило его руки к подлокотникам, пропало.
— Все для моей девочки, — сказал Ларичкин, и его голос можно было использовать в лабораторных экспериментах вместо жидкого азота.
Горыныч потер запястья, наслаждаясь уже подзабытым чувством рукоблудной свободы. Девушка свернула папку и бросила ее на стол.
— Пойдем, покажу тебе город.
— Валера, — Ларичкин взглянул на неё с укоризной. — Я же просил — до тех пор, пока контракт с соискателем не подписан...
— А ты меня останови, — сказала девушка и развернулась.
Умопомрачительная сука на умопомрачительной высоты каблуках. Её закрытое платье сзади смотрелось еще неприличнее — ткань облегала выпуклые ягодицы и плавную линию бедер, и Горыныч невольно засмотрелся, забыв встать.
— Быстро! — крикнула девушка, не оборачиваясь, и Горыныч вскочил, едва не запутавшись в ногах. * * *
Чтобы поверить в то, что шутка — вовсе не шутка, Горынычу потребовалось полчаса путешествий по замысловатой системе лифтовых шахт и скоростных тоннелей. А затем — тридцать секунд наверху.
«Наверху» — это над городом; там, где на немыслимой высоте раскинулся гигантский парк. Москвы больше не было — была монолитная структура, пронизанная лентами метро и шахтами лифтов, живая, дышащая фильтрованным воздухом, слепленная, словно пчелиные соты, из ячеек-квартир, ячеек-офисов, ячеек-супермаркетов. Не было больше отдельных домов — они срослись в чудовищное, уродливое нечто, сверху увенчанное бесконечным раскидистым парком.
На выходе из лифта Валера взяла им зонт — климатический купол изливался теплым оросительным дождем, — и пояснила: только с крыш можно увидеть небо. Что такое «окна в стене», жители мегаполисов давно забыли.
Небо оказалось темным. Смотреть было не на что.
— Вот херня, — грустно сказал Горыныч. — То есть я и правда...
— Ты и правда распечатан, — Валера раскрыла прозрачный зонт. Ей пришлась высоко поднять руку — Горыныч возвышался над ней сантиметров на двадцать, и укрыть его от дождя было непросто. — Ты создан по слепку, сделанному прорву лет тому назад.
Судя по карте, парк был бесконечным. Горыныч долго рассматривал схему, и даже нашел рождественскую секцию, создатели которой обещали посетителям снег и мороз. Подумав, Горыныч не отыскал в себе новогоднего настроения, смял карту и сунул её в карман.
— Окно в кабинете Ларичкина...
— Многие пользуются экранами. Приятно, знаешь ли, не чувствовать себя в гробу.
Горыныч помолчал, сунув руки в карманы расстегнутой куртки.и наша аппаратура не может считать твой оргазм, то нахрена ты нам? — То есть мы с тобой... тестировались?
— Нет.
— Но ты сказала!..
— Подрочишь на меня в душе, а сейчас держи себя в руках.
— Я не собираюсь на тебя...
— Твое тестирование проводила Таша. Поговори о своих сексуальных проблемах с ней.
— Но я помню...
— Нет.
— Но твоя помада...
— Нет.
— Но!
— Горынин, ну ты и баба. Ты со мной не спал, смирись.
— Горыныч.
— Что?
Они вошли в лифт вместе с дюжиной других людей, и Горыныча оттеснили от Валеры. Не собираясь откладывать официальное знакомство, он пропихнул руку между полной дамой и её великовозрастным отпрыском... а может, супругом, недавно переселившимся в новое тело?
— Я — Горыныч.
Пару секунд Валера смотрела на его раскрытую ладонь, а затем вложила в неё пальцы, медленно пожимая.
Внутри стало очень-очень тепло, будто разом наступили Новый год, Рождество и Пасха в придачу. Новый мир был отстойным, но Горыныч, кажется, мог с ним смириться.
* * *
Новый мир был отстойным.
Безо всяких «но».
— Блядь, оно болит!
— Чува-а-ак, оно скоро заживет, не ной.
— Валера сказала, что трахаться придется с парой датчиков на лбу, а не с этим!
— Валера много чего говорит. Дай, посмотрю... всё у тебя нормально, сраный ты ипохондрик.
Утром Горынычу установили экзохард — внешний