Ханко - читать порно рассказ онлайн бесплатно

в пятки. Он все так же обращался к юнцу, но снова перешел на ломаный язык моей страны, наверное, чтобы я поняла, что они от меня хотят.
— Что, Ханко, солдат должен познать сладкая женщина, прежде, чем смерть в бою. Ты еще не был. Пора, мальчик. Она для тебя. Покажи нам, что ты воин, а не малыш. Возьми ее!
— Воз-ми, Возы-ми, — на разный лад принялись поддакивать другие солдаты, копируя чужую речь цыгана.
— А мы станем смотреть, — гаденько продолжил цыган.
От услышанного глаза мои переполнились слезами, и предательские горячие ручейки потекли по щекам. Я готова была броситься прочь, не зная куда: запереться в ванной или попробовать убежать через окно. Но пока я собиралась с духом, произошли события, которые в дальнейшем и повлияли на мою судьбу. Думаю этот юнец, так же как и я, не готов был пойти на поводу у солдат и тоже задумал смыться, но крепкие руки сослуживцев ухватили его и буквально затолкнули в мою дверь. Он упирался в дверной косяк, но сильные руки цыгана быстро пресекли эти попытки, и получив мощный толчок в спину молодой солдат запнувшись за порог буквально полетел на меня, и нелепо растопырив руки! От неожиданности я машинально развела руки в стороны и буквально поймала его в свои объятия. Как я уже говорила, квартирка у нас маленькая, поэтому далеко нам двоим лететь не пришлось. Сделав шаг назад, с налетевшим на меня солдатом и вскользь ударившись бедром о массивный круглый стол, наши ноги запутались и мы с грохотом повалились на пол. Причем, во время падения, нас по инерции развернуло, и на полу я оказалась сверху юнца, который принял всю тяжесть удара о пол на свою спину. Какой-то краткий миг я лежала в его объятиях, глядя в его расширенные от удивления серые глаза (наверное, я могла бы лежать так вечность, если бы...), пока в дверь снова не начали яростно барабанить и кричать что-то на незнакомом языке, вперемешку с ломаными «открой», «пусти», «сучка».
Это подействовало на меня, как ушат холодной воды (и разорвало ту магическую романтическую связь), что я вспомнила, где я, и что со мной происходит. Я откинула руки юнца и вырвалась из его объятий, отпрянув со скоростью кошки, не забыв заодно съездить ногтями по его физиономии, оставив на щеке и шее четыре красных царапины. Бросив мельком взгляд на дверь, я с удивлением отметила, что та каким-то чудом захлопнулась, и оставшиеся снаружи чужестранцы пытаются вломиться в нее, барабаня руками и сапогами и бранясь на двух, а то и трех языках.
— Давай, Хан, возьми девка! — орал из-за двери цыган.
— Ваз-ми, ваз-мь — ии, — поддакивали его друзья.
Слова эти подействовали на юнца. Он быстро поднялся, потирая ушибленное плечо, и пошел на меня, выставив вперед руки и ощерившись, словно задумал поймать дикого горного козла, зажатого в тесном ущелье. Царапины на лице покраснели и распухли. Он пытался быть грозным и страшным, но во взгляде его явно читался страх. Он не хотел этого делать, он делал это, потому что этого требовали от него другие, делал из страха. И это понимание придало мне уверенности в себе, я вдруг поняла, что я с ним справлюсь. Вот цыган, он этого хотел и не боялся, его бы я не могла победить. А юнец, он вынужден был это делать, и потому я почувствовала, что я его сильнее, именно в тот момент сильнее. Но как бы ни было, я продолжала отступать, а солдат наступал на меня, его подбадривали крики сослуживцев из-за двери и удары, которые вот-вот могли снести ее с петель. Я пятилась назад, пока не уперлась икрами в топчан, стоящий у стены, и потеряв равновесие села на него. Нас разделяло два шага, и я машинально забилась в самый угол, забравшись на топчан с ногами и натянув подол платья до самых пят, показывая всем видом, что я не готова расстаться с невинностью, по крайней мере, так просто.
Чем ближе подбирался молодой солдат, тем шире становились его глаза от того, что ему предстояло сделать, тем больше холодил его душу страх, и тем крепче росла моя вера в себя. Едва он приблизился вплотную, как я, вжавшись спиной в стену, пружиной распрямила ноги, согнутые в коленях, и вложив всю силу в удар, обеими ногами лягнула его в грудь. Такого поворота событий юнец не ожидал, на лице его промелькнуло недоумение, и он, забавно взмахнув руками и сложившись пополам, отлетел к столу, громко ударившись затылком о крепкий массив дерева, опрокинув стул и создав массу шума.
С его губ слетело совсем уж по-детски:
— А-ай-й!
И юнец, скрючившись, завалился на бок, и принялся жадно хватать ртом воздух, наверное, что я попала ногой ему в солнечное сплетение. При падении винтовка солдата слетела с плеча, и добавив шуму отлетела к стене. Союзники, молотившие с той стороны в дверь, восприняли наделанный нами шум по своему: принялись ободряюще улюлюкать, орать и еще яростнее долбить неприступное дерево дверного полотна.
— Открой, Ханко, мы хотим смотреть, видеть!
— Токрой, токрой, — вторили изрядно захмелевшие и возбужденные происходящим солдаты.
Времени на раздумье у меня не было, поэтому я спрыгнула с топчана, метнулась к стене, и схватив винтовку, направила ее на солдата, затем на дверь и снова на солдата.
— Аllеz аu diаblе! (убирайтесь к черту), — вскричала я что есть мóчи, нервно тыкая стволом винтовки то в молодого солдата, то в дверь.
Юнец, приходя в себя, не сразу заметил в моих руках его оружие, а заметив, притих, затаив дыхание и глядя на меня широкими от ужаса глазами.
— Не... не... — мотал он головой.
— Убирайтесь! — снова прокричала я через дверь притихшим солдатам.
Цыган что-то спросил у юнца и тот, так же как и я бешено заорал в ответ. По интонации я поняла, что он так же хотел, что б они ушли. Не думаю, что он признался им, что я завладела его оружием. Солдаты по ту сторону негромко о чем-то совещались, после чего, последовал последний злобный удар в дверь и они ушли. — Хорошо развлекаться, Хан, — проорал цыган, скорее для меня, думаю, что юнец не понял ни слова.
На какое то время воцарилась тишина, было слышно лишь наше дыхание и мерный тик старинных часов. Затем та же компания загомонила под окном. Они что-то кричали, даже кинули маленький камушек, который звонко щелкнул по стеклу, не причинив ему вреда. Но мы хоть и жили на первом этаже, окна нашего дома располагались высоко, и даже если бы один солдат встал на плечи другом, едва бы он мог заглянуть в окно.
Затем шум под окнами стих. Я попятилась и присела на край дивана, не сводя глаз с моего пленника и наставив на него молчаливое дуло винтовки. Все мое умение обращаться с оружием сводилось к просмотренным кинофильмам про ковбоев и смутным воспоминаниям из глубокого детства: когда еще была жива мама, мы ходили в парк развлечений и отчим позволил мне выстрелить в тире из духового ружья.
Возможно, винтовка была не заряжена, а может, в ней и вовсе не было патронов. Я не знала, но палец мой лежал на курке. Наверняка это знал юнец, но проверять не решался.
Текли минуты, старые часы били каждые полчаса. Начинало смеркаться. Во рту у меня пересохло, хотелось по нужде, но я боялась шелохнуться, не сводя глаз с моего неудачливого насильника.
Первым заговорил юнец, разлепив пересохшие губы, он начал что-то шептать на незнакомом языке. Я подумала сначала, что он молится, но по интонации поняла, что он что-то говорит мне, или хочет спросить или рассказывает. Желание с грозным видом повелеть ему заткнуться тут же сменило другое, мне вдруг захотелось слушать его, его незнакомая речь, срывающаяся с губ, над которыми едва начал пробиваться пушок, словно убаюкивала меня. В этой нависшей тишине она звучала как мелодия, как песнь.
Я вдруг улыбнулась и пожала плечами, мол «не понимаю ни слова, о чем ты».
Он улыбнулся и пошевелился на полу, намереваясь встать, что мигом стерло улыбку с моего лица, я снова ткнула в его сторону винтовкой.
Но солдат лишь шире заулыбался, по-доброму, беззлобно, словно все это была ребяческая игра. Он медленно поднял руки вверх, и потом так же медленно показал пальцем на какой-то кошелек, прикрепленный к ремню на поясе.
Я в недоумении нахмурилась, не понимая куда он клонит, а солдат так же медленно опустил одну руку, вторую так и держа поднятой вверх и двумя пальцами расстегнул небольшую брезентовую сумочку. Внутри что-то тускло блеснуло, солдат ловко подцепил и выудил на ладонь несколько патронов каким-то образом скрепленных друг с другом у основания. Мне они напомнили тетушкин гребешок, от чего я улыбнулась. Солдат же расценив мою улыбку по своему, так же аккуратно, пальчиком ткнул в винтовку, затем на патроны и покачал головой. Наверное, хотел сказать мне, что в винтовке нет патронов и выстрелить в него я не смогу. А потом, неожиданно для меня подбросил связку патронов к моим ногам и снова поднял руки.
«Он отдал мне патроны и показал, что сдается» — подумала я, а если это уловка? Но глянув в его бесхитростные ребяческие глаза, я поняла (почувствовала) что он не лжет. Увидев мой смягчившийся взгляд, он улыбнулся, я улыбнулась в ответ, а потом мы рассеялись. Сначала медленно, редкими смешками, которые все набирали силу и вот мы уже хохочем во весь голос, до слез в глазах, до коликов в животе. Я вспомнила, что хочу в туалет, и подумала, что могу описаться от смеха, от чего мне стало еще смешнее. Юнец, глядя на меня, раскрасневшуюся, хохочущую, показывая аккуратненькие ряды ровненьких беленьких зубов, рассмеялся в ответ еще звонче, и резко откинувшись назад, неудачно стукнулся о ножку опрокинутого стула.
— О-ой! — Завопил он и что-то с обидой затараторил на своём.
Я вмиг отложила винтовку на топчан, на котором сидела и ринулась к нему, опустившись на колени. Наклонив его голову к себе, я увидела на затылке кровоточащую рану, которую он, наверное, получил от удара об стол, когда падал. Рана уже запеклась, но кровь натекла за воротник, испачкав форму, немного накапало и на пол.
— Я сейчас, — спохватилась я, и поднявшись, уже неслась на кухню. Набрав в таз теплой воды, и взяв чистое полотенце, я вернулась через минуту. Солдат лежал в той же позе, придерживая край раны.
— Сейчас, миленький, потерпи, — уговаривала я его, промывая рану.