Нику любят девчонки. История вторая: Слабая доля - читать порно рассказ онлайн бесплатно

Я ошиблась насчет твоей беззащитности, вот и все. Иначе ты бы у меня получила за всех, с кем мне приходится его делить. И мне не было бы стыдно перед тобой, если бы ты не заставила меня бояться. Ну как, ты все еще хочешь мне понравиться?
— Уже несущественно, — пробормотала я, вцепилась обеими руками в ножку стула и принялась глубоко дышать.
— Тебе плохо? — спросила Арина.
— Мне ново. — Подумав, я добавила: — Но да, давай сходим на воздух.
— На воздух? С тобой? Это надо читать как «пойдем выйдем» или ты просто решила мне теперь надоесть до смерти?
Это надо было понимать как «я только что еле предотвратила свою вторую пьяную выходку». Мы все помним, как я отреагировала в прошлый раз, и это я была трезвая.
В какой прошлый раз?
«Мы переживаем, что-то пытаемся из себя изобразить, и тут ты такая: привет, я Ника, можете вешаться». Вот в какой. Не при людях же, сами понимаете.
— Ну тогда я Серегу попрошу, — сказала я. — Буду оправдываться, глупая, мол, пугливая, надо было постепеннее, а он такой интересный. Что-то сомневаюсь, что он мне скажет «живи теперь с этим» и уйдет.
— Да на здоровье, — сказала Арина. — Хотя нет. Зачем назло делать то, чего никто не хочет. Только ко мне зайдем за курткой. Ты, я так понимаю, не мерзнешь, а я да.
Мы перешли через весь этаж; я осталась ждать снаружи. Ее соседка была дома, что и к лучшему: вдруг меня бы опять потянуло на что-нибудь спонтанное. В лифте Арина явно старалась встать от меня подальше и не спускала глаз.
— Можешь связать мне руки шарфом, если тебе так спокойнее, — сказала я.
— А душить тебя тогда чем?
Я засмеялась, и Арина тоже хмыкнула. При всем том, сколько в школе и секции было ссор, сплетен, драк, иногда травли, я ни с кем до этого себе не напоминала героинь тоста за женскую дружбу. Того, где черепаха и змея.
И еще подумалось, что вот такая Арина, в демисезонной куртке и легком шарфе, — как бы настоящая и правильная, а до этого я ее видела не в те моменты и не с тех сторон. Словно она для того и родилась, чтобы бродить по осенним городам, смотреть куда-то пристально и при этом как бы мимо, и думать какую-нибудь неприятную правду о жизни и о людях.
— Откуда Снейп знает про фигурное катание? — спросила я на улице.
Листья, шуршащие под ногами, казались ногам более надежными, чем полы. Я как бы вышла на сушу.
— От него не отвяжешься, когда он видит, что у человека что-то произошло, — сказала Арина. — А я не хочу ни скрывать, ни выдумывать.
Мы еще пошуршали молча. Потом я вдруг спросила:
— Почему «анимешная»?
Я в общем-то понимала, почему, но хотелось услышать.
— Что «анимешная?» А, — Арина досадливо скривилась. — Знаешь, само пришло. Змеино так, аллитеративно. Ш-шалава анимеш-шная. Но в тебе такое есть, согласись.
— Какое такое «такое»?
— Такая большеглазая беспечность и желание, чтобы все было просто. Вот не можешь ты спокойно пройти мимо того, что тебя кто-то не любит. Непременно надо, чтобы тучки рассеялись и воцарилось всеобщее счастье.
— Ой, а я знаю, почему ты любишь Серегу, — сказала я. — Он такой же бестолковый и при этом умничает. У меня было дома большое зеркало, перед которым я могла стоять часами, и больше мне никто был не нужен. А здесь у меня нормального зеркала нет. Вот и перебиваюсь тем, что люди хоть как-то на меня реагируют. — То есть юноши у тебя не люди? Хотя нет, там явно еще хуже запущено. Их ты принимаешь как должное. Отгоняешь, как песиков, и еще на что-то жалуешься.
Это была неожиданная мысль. Наташа, конечно, что-то подобное уже говорила, но то было в теории. Неужели моя пьяная выходка №1 выглядела так убедительно?
— Тем более не надо ничего стыдиться, — сказала я.
— Да при чем тут вообще ты. Хотя — опять пустые слова, ты тут при всем. Вот все-таки беспечно ты меня зовешь гулять в темные и не очень людные места. А вдруг я ненормальная и у меня ножик в кармане?
— А вдруг я писек... би-сек-су-алка и хочу сделать тебе приятно?
Надо же было так запнуться. Ну да мне можно, я пьяная и никогда про себя таких слов не говорила. При этом я совершенно не волновалась — вообще ничего толком не успевала подумать про то, что говорю — и это, кажется, со стороны выглядело лучше, чем изнутри.
Мне это свойственно, что уж там.
— Однако, реакция, — сказала Арина. — Тебя вообще невозможно застать врасплох. Это, я понимаю, фигуристский юмор такой?
— Да нет, заставали. — Я вспомнила Наташу. — И это не юмор вообще. Я вот, например, не предполагаю, что ты шутишь про ножик, и поэтому сейчас тебя буду обыскивать.
И спокойно так взяла ее за бедра, будто бы прощупывая карманы джинсов. Учись, Серега, как лапать девчонок под благовидным предлогом. Хотя я сама от себя не ожидала такой находчивости.
Стало как-то совсем приятно, — вот я пьяная, нахальная, сама завожу непристойные разговоры и начинаю их претворять в действие. Уже не та наивная девчушка, что от вопроса «когда ты мне уже предложишь куни» первым делом расплакалась.
Я и в задние карманы Арине залезла. Было ужасно интересно вот такими вот приличными, ничего лишнего не делающими руками трогать ее в тех местах, которые у девчонок... ну, в ту пору меня просто заставляли иногда вспомнить Наташу. Арина вот ощущалась совсем по-другому. Я могла ей в тот раз и наставить везде синяков за свой один, если б захотела, и сейчас это давало чувство какой-то спокойной дозволенности: где хочу, там и вожу ладонями. И одновременно это была злая, умная, осенняя Арина, с которой я не то чтобы прямо рвалась заняться лесбиянством, но вот если чисто методом исключения, что другого было с ней делать? Дружить нам таким ни за что не удастся, это было уже ясно. Вражда наша успела как-то прокиснуть, или даже наоборот, засахариться. А оставлять ее в покое было обидно. Мне действительно хотелось, чтобы она перестала от меня отгораживаться. Я ведь чувствовала, что она сама не понимает, куда меня из своей жизни деть, чтобы не оставалось осадка.
— Врешь ты все, никакого ножа, — сказала я, не убирая рук. Арина смотрела на меня настороженно-скептически.
— Ты куртку не проверила.
— Куртку неинтересно, — устранила я последние неясности. — Ты письку бреешь? Мне, если что, волосатые больше нравятся.
Ну то есть: Наташина была, как мы помним, волосатой, а гладенькие мне напоминали о душевых в секции. Ну правда же очень смешно, если Арина себе воображает, что у нас там творился какой-то разврат. Но я не собиралась перед ней делаться неопытной и прозаичной.
— Ты пьяная, — сказала Арина. Нет бы на вопрос ответить.
— И при этом неправда, что не мерзну, — соврала я, пододвинулась совсем близко и обняла ее за талию прямо под курткой. — Ну, кто кого должен поцеловать, чтобы опять как-нибудь не заделось твое самолюбие?
Арина опять улыбнулась той нежной улыбкой — сразу ясно, что не ко мне относящейся.
— Ты хоть понимаешь, что я сейчас думаю только о том, какие глаза были бы у него, если б он нас видел? И тебя слышал?
— А по-твоему, я никому не мщу? — не соврала я. — Просто ты ее не знаешь.
— Заделось, — сказала Арина. — Я-то думала, мир хоть пару минут повращается вокруг меня, как ему положено. Черт, я тоже пьяная. Хватит уже руки распускать, мне немного нервно.
— Ну, я тебе предлагала их связать шарфиком. Немного нервно? «Музыканты смеются: влип как, пришел к деревянной невесте, голова! А мне наплевать, я хороший».
Вот, и я не совсем забулдыжная спортсменка, Маяковского цитирую с середины. Все ж таки как-то я сюда сумела поступить.
— Ой, «ты хорошая» — это мне Серега сказал. И это оказалась цитата из его любимой книги, которую больше никто не читал.
— Ну понятное дело, что он читал всё, что никто не читал.
— Да нет, он из жутко интеллигентной семьи, и его пафос как раз в том, чтобы все это презирать. Его любимая книга — «Как закалялась сталь». Якобы без иронии.
Я фыркнула. Так вот почему он «Серега» и при этом такой, что ли, аристократичный. Интересно, что можно сказать про мое собственное происхождение. «Из семьи неудавшихся новых русских»? Потомственная беглая аферистка?
— А вот не смешно, — сказала Арина. — Там есть место, где Павка Корчагин в камере, и с ним там девушка, которую вот-вот поведут допрашивать с пристрастием, понятное дело с каким. И она ему предлагается — мол, лучше тебе невинность отдавать, чем этим. А он мнется, вспоминает свой романтический идеал, и так ее и обламывает. Не могу, мол, «ты хорошая». По-моему, мерзко. Впрочем, Сереге то, что я хорошая, не мешает со мной трахаться. Но в остальном мешает.
— Этим ты сейчас занимаешься, — сказала я. — Вспоминаешь свой романтический идеал, пока я тут тебе предлагаюсь.
— Ну ты же тоже. Мстишь кому-то, кого здесь нет.
— От житожи слышу. Не могу уже смотреть на эту твою улыбку, когда ты про него говоришь. Еще и мокнешь сразу, наверно. Укушу сейчас.
Но кусать я не стала, а только защипнула нижнюю губу и стала ее теребить в своих. Арина меня собиралась оттолкнуть, но как-то на середине движения передумала и обхватила за локти. Я прижалась еще сильнее. Казалось, у Арины большущая грудь, которой все равно, что моим скромным пухлостям тоже нужно немного места; вот совершенно же необязательно меня лопатками в стену, чтобы я зауважала. Мы так и не поцеловались нормально — просто играли губами во что-то липко-увертливое, и когда удавалось задеть быстро проскользнувший кончик Арининого языка, я чувствовала, что сама потихоньку мокну.
— Мы пьяные, — объявила потом Арина, — и занимаемся черт-те чем.
— Это еще не черт-те чем. А завтра мы будем трезвые, и вот тогда решишь, так уж ли тебя это смущает. Я освобожусь... — я мучительно и поздно попыталась вспомнить расписание на завтра и решить, сколько мне надо времени про запас, — после семи где-то. Дай знать, как избавишься от соседок.
Я бесцеремонно вытащила у нее из кармана телефон, после чего долго и нелепо пыталась разобраться, где там что в этом вашем андроиде, но наконец смогла туда вписать свой номер, после чего ушуршала прочь, оставив Арину в ее естественной среде: осень, одиночество.
Войдя обратно в здание, я вдруг почувствовала себя обратно пьяной,