Нику любят девчонки. История вторая: Слабая доля - читать порно рассказ онлайн бесплатно

люди, включая и меня.
Самое смешное, что все это подействовало. Наташа рассчитывала услышать что-нибудь про мальчиков, или что я до сих пор в робком одиночестве (как на самом деле и было), и вне всякого сомнения я заставила ее ревновать. Неважно, что она охладела ко мне, получив все, что требовалось. Я же помнила эту неистовую серьезность в голосе: «... Но я буду той, кому ты сделала куннилингус. Я. Я первая сказала». Планов обращать меня в лесбиянство у нее не было и быть не могло. Наоборот, были амбиции стать первой и единственной. И теперь, сделав шутливо-шокированный вид, пыталась хоть какие-то права на меня отыграть («Во что же я тебя превратила-то, а? Как же дети, борщ и золото с шелками? «), что было забавно, конечно, но теперь я осталась со своими тяготами совсем одна.
Ночью, в своей общежитской кровати, я опять вынуждена была слушать вредный мысленный голос, делающий вид, будто он заботится обо мне. Во-первых, после вкусной и полезной Наташиной стряпни он мне подробно излагал, что будет, если я не перестану изо дня в день питаться черт знает чем. Ну и во-вторых: «что это было, Ника? Скажи честно, давно ли тебе кажется, что если тебя обозвали шалавой и поставили синяк, то лучший ответ — полизать обидчице письку? Из каких глубин это вырвалось? Что там еще есть интересного? Долго ли ты надеешься прикрывать это чувством якобы превосходства над девушками, что попроще на вид? Какую отговорку придумаешь, когда для нынешней станешь слишком жирна? Давай это скажем словами: ты раболепная сучка, Ника Широковских, и что хуже, ты смешная раболепная сучка. Озаботься хотя бы тем, чтобы тебя это не довело до слишком всамделишных для тебя проблем».
Ужас, сколько здесь несправедливостей и как убедительно они звучат просто потому, что в плохое больше верится. Не было у меня таких мыслей об Арине, просто легче было приукрасить реальный случай, чем выдумывать с нуля. Зато теперь эти мысли есть, ты сам их и занес, вредный голос! Разве я не показала Арине, каково со мной связываться? Разве не пробила Наташино равнодушие, — что в общем-то лучше ее сестринских утешений? Тебе бы только вычеркивать мои успехи и выдумывать какие-то унижения. С чего бы мне оправдываться? Ты мой враг. Тебя вообще не должно быть в моей голове.
«А может, это тебя не должно быть в моей?» — явственно отозвался вредный голос, уже совсем как настоящий, а не то, что называешь «голосом» для удобства, хотя это скорее такой поток мыслей по встречной полосе. Стало даже немного жутко от таких слов, но это я просто начала засыпать, и вскоре уже думала полную бессмыслицу, казавшуюся очень важной.
На следующей вечеринке второкурсников я все-таки выпила больше благоразумного.
Последней моей надеждой было, что Арина сама не придет, — если не от стыда, то хоть из протеста. Мне даже сперва показалось, что ее в комнате нет, но люди там всегда теснились и друг друга загораживали, и когда я ее наконец увидела, стало еще тягостнее оттого, как я рано обрадовалась. Арина меня игнорировала, но не чувствовать ее присутствия все равно было невозможно, и я знала, что в новой стычке с ней вряд ли, ой вряд ли проявлю ту же лихость. Особенно если она не будет прибегать к насилию, а просто подойдет и при всех что-нибудь скажет. Умное что-нибудь.
Меня вообще все эти милые люди стали немного раздражать. Я понимала, что это несправедливо к ним, отчего прибавилось еще и чувство вины. Алкоголь начал казаться доступным, проверенным способом со всем этим справиться, и вскоре я уже слишком громко смеялась, говорила неестественно звонким голосом, показывала на кого-то пальцем и чувствовала, что пол под ногами готов к отплытию. Действительно полегчало, хотя теперь возникли новые тревоги: и что ко мне вот-вот начнут все приставать, и что я сама уже неспособна к этому относиться с должной серьезностью. Я никогда толком не напивалась и просто не знала, чего ждать от себя самой. Того, что сделала, однозначно не ждала.
Кто-то из мальчиков подсел ко мне близко и стал рассказывать, что уже полгода не писал стихов, но вот на прошлой неделе сидел здесь и спорил с кем-то о войне в Ираке, когда вошла я, и это было таким внезапным сочетанием противоположностей — война в Ираке и я — что он всю ночь не спал и написал стихи, которые сейчас, если можно, зачитает.
Я потом их нашла в интернете, озаглавленные умными буквами «Νίκη», откуда и воспроизвожу:
Рыбак эволюцию ускоряет,
Отставших дотаскивая на сушу,
А море китами в него швыряет,
Словно ботинками в Джорджа Буша.
И так продолжается вечно, бейби.
Время движется строго боком,
Тактическим крабом на беспобедье,
На бессновидье, как нефть глубоком.
А я объявляю огонь закрытым.
Я победился, налейте горя,
Оставьте с разбитым в груди корытом
Лелеять бурю в стакане моря.
— Выносит мозг, — сказала я опасливо. — Так должно быть?
— Можно и так, — сказал мальчик. — Всякие стихи — полустертая табличка, найденная в руинах.
— А где там про меня?
Он не сразу ответил — то ли собирался с духом, то ли я простодушностью вопроса так его ошеломила.
— Ну... тебя же зовут Победой. «Никэ» — победа. А в иракской войне никто не может победить, там есть еще и этот смысловой уровень. Но на самом деле все началось с этих слов — «на беспобедье». Я не мог заснуть и... вспоминал тебя, и вот пришли эти слова, а вокруг них все остальное выросло. Как большая косная песчинка вокруг маленькой жемчужины.
Все это было мило, но тут он взял меня за локоть, и меня переклинило. Я взяла его руку, медленно убрала и при этом оглушительно, как мне самой показалось, произнесла два слова:
— Отклоняется.Следующий? Моя первая официальная пьяная выходка.
Лишний раз напомню: я не презирала робких невнятных мальчиков, я их боялась. Они как бы затягивали в болото. То, что молодой поэт мастурбировал на меня в темноте, а потом из этого родился вредный для мозга стих, мне казалось забавным и лестным. Но не надо ко мне вот так мучительно подкрадываться, особенно когда я первый раз в жизни серьезно пьяная.
Как бы то ни было, теперь мне хотелось провалиться. Худшее было даже не в том, как на нас с оцепеневшим поэтом все уставились, а в том, что я не чувствовала в себе никаких тормозов и не знала, что ляпну следующее.
Становилось зловеще тихо. Пол плыл.
Тут раздался голос:
— Правду ли говорят, что вы к нам пришли из фигурно-катательных войск Российской Федерации?
Это был Снейп, профессор коктейлеварения. Он ко всем девушкам обращался на «вы». Четко и спасительно ощущалось, что он тут старший и, если понадобится, главный.
— Есть, — сказала я, приподнимаясь со стула. Пол заштормило. — Ой, то есть так точно.
— Вот то-то же, ребятишки, — сказал Снейп, отвернулся и продолжил смешивать что-то синее с чем-то бесцветным.
Не знаю, одна я не поняла, к чему это он именно, или он в самом деле ничего особо осмысленного не сказал, но прозвучало авторитетно.
— Почтим Серегин подвиг, не чокаясь, — подхватила одна из девушек. — Человек рискнул.
— Человек проторил! — Это уже кто-то из мальчиков. — То есть нет, он наоборот. Как «проторил» наоборот?
— Э-э... «лироторп»!
— С добрым утром, Паш. Впрочем, хорошее слово. Возьми себе псевдоним «Сергей Лироторп»! Как Лабиннаг, только загадочнее.
— Куда мне еще загадочнее, — сказал поэт. — Меня отклонили, и я откланиваюсь, делов-то.
От обиды он стал гораздо самоувереннее на вид.
Я продолжала стоять, держась за спинку стула, как за перила на палубе. У меня были две мысли в голове. Первая: от меня отвлеклись, все сгладилось, какое счастье. Вторая: елки, так вот кто Серега. Я с ним действительно в прошлый раз говорила довольно долго — точнее, он со мной, а я кивала и старалась не выглядеть совсем темной. Могло показаться, что я строю глазки, наверное. Странно, что его называют так по-дворовому: Серега. Должно быть, часть его загадочности.
В любом случае — теперь есть только одно место, куда я могу пойти, чтобы ничего больше не испортить. Уходить сейчас совсем глупо. Вертеться поблизости от Снейпа, где я буду защищена, в том числе и от собственной пьяности — навязчиво; он вообще не меня спасал, а восстанавливал порядок. Но интересная деталь: я ведь про фигурное катание никому не говорила. Думалось: сразу будет ясно, что я плохая фигуристка, раз я здесь, да и вообще меня начнут воспринимать как волчок с блесточками, который зачем-то перестал вертеться и разговаривает. Какая я провинциалка, все высчитываю. И нет бы люди от этого становились понятнее. Факт остается фактом: она меня обсуждала.
И я, покачиваясь, отправилась ничего больше не портить.
— Ариш, побудь моим кавалером, а? Я ведь из-за тебя такая пьяная. Зато сама видишь, я на него не претендовала, а он меня теперь будет презирать.
Арина подняла на меня глаза поверх стаканчика, продолжая крутить его в руке.
— Крайне признательна.
Я чуть не протрезвела от такого мороза в голосе.
— Ну что ты такая. — Я присела возле нее на пол. — Как тебе понравиться?
— Никак, — сказала Арина. Уже не таким холодным голосом, скорее очень печальным. — Никому не нравятся те, перед кем стыдно.
Теперь пол — это такая лодочка в прибое, а ножка Арининого стула может быть веслом. Или там мачтой.
— Мне повредили мозг киты-ботинки или ты хочешь сказать, что тебе передо мной стыдно?
— Ой, он тебе зачитал, — Арина улыбнулась вдруг совсем нежно, закрыв глаза. — У него два вида баб; с одними ему скучно, с другими он не знает, что делать. Естественно, мне стыдно. Как ПТУшница. Совершенно заслуженно огребла. Не прошу прощения знаешь почему? Потому что просить прощения — это вымогательство. Каждый имеет право сказать «живи теперь с этим» и уйти.
— С чем таким «с этим»? От любви дичают, тоже мне новость. Перестань стыдиться.
— На это можно все списать, да. Но люди не дичают, они всегда дикие. Когда видишь кого-то слабого и можешь его в чем-то обвинить, впадаешь в искреннюю ярость. Ключевое слово «искреннюю». Тебе кажется, что вот оно, главное на свете исчадие ада. А когда перед тобой кто-то в сто раз хуже, но опасный, он у тебя попадает в «интересные неоднозначные личности».