так прямо в глаза, преследует меня.
Выходит из кухни, опирается на дверной косяк спиной, изучает.
Я вожусь со шнурками. Дёрнул меня чёрт купить эти дурацкие туфли!
— Рома, останься, пожалуйста, — просит она так ласково, что у меня аж руки опускаются. Её переход на «ты» сокращает дистанцию между нами до считанных сантиметров. Она сказала это так тепло, что я даже засомневался. Сколько лет мы знакомы?
Поднимаюсь. Стою перед ней понурив голову, с полузавязанными шнурками. Пугливый взгляд гуляет по двери, находит её фигурку, лицо, нос.
Она не сердится. Странно смотрит на меня, как будто много думает. Как она может так много думать? Нос горделиво задран вверх.
Киваю.
Мы возвращаемся на кухню, и тягучее молчание возникает между нами, разливается как клей. Безмолвно пьём чай, заедая вареньем. Разговор не клеится.
— Ты всегда такой молчун? — голос Аллы звучит по-новому: он добрый, игривый, наполнен материнской любовью.
Глупости всё это!
— Нет, — бормочу в ответ. — Обычно я очень много говорю.
Она усмехается.
— А сейчас что случилось?
— Не могу отделаться от мысли, что сказал тебе такую глупость.
— Это не глупость, — обижается она. Берёт меня за руку чуть выше запястья. По-дружески, но в этом жесте чувствуется её желание приободрить меня. — Это очень важно для меня, — в её голосе кротость, гордость, откровение.
Опять усмехается.
Усмехаюсь в ответ. Говорю ей:
— У тебя очень красивый нос.
— Я знаю, — она кивает, улыбается. Берёт моё запястье двумя руками.
— Хочешь погладить мой нос? — её пальчики гладят запястье.
Я устал, устал бороться, бояться. Терзаться.
— Да.
Моя рука дрожит. Алла чувствует дрожь, чувствует холод, заливший подушечки пальцев и ладони. Её пальчики тёплые и властные.
Она тянет холодную руку к своему лицу. Я ставлю локоть на стол, чтобы не упасть. Наши глаза встречаются. Я сижу, приоткрыв губы, прикованный взглядом к её носу, глазам. Нос — глаза — нос. Нос. Мой мозг готов взорваться, когда подушечка указательного пальца, направленного её чуткой рукой, прикасается к горбинке. Она ведёт палец вниз к кончику. Он твёрдый и выпуклый. Кожа здесь припухлая, слегка пористая.
— Теперь сам, — Алла отпускает руку, оставляя меня наедине с носом.
Коленки под столом сжимаются непроизвольно, рука по-прежнему подрагивает. Палец скользит вверх, я больше не смотрю Алле в глаза. Только на нос. Он поглотил всё моё внимание. Я готов оставаться на нём хоть целую вечность. На этом бескрайнем розовом холме. Палец взбирается на горбинку, замирает, скатывается к хрящику, находит развевающиеся крылья — я скульптор, нашедший божественный дар, созерцая творение природы.
Подушечка гладит хрящик, уверенно всходит на горбинку. Я облизываю губы, захваченный процессом. Я не замечаю Аллу, она осталась за пределами понимания, вне видимости моего сознания.
Я задерживаюсь на кончике носа, боюсь соскользнуть к губам.
— Как ты там сказал? — томно шепчет Алла. — Оттолкнуться и упасть к ногам?
Покачиваю головой в трансе. Она сама находит движение пальца вниз к губе, сама ведёт подушечку по пухлым нежным изгибам губ, сама приоткрывает ротик и погружает палец в пучину страсти.