Моя вторая мама - читать порно рассказ онлайн бесплатно

с легкостью могла принять в себя небольшого носорога, я включил нижний душ, и раскрылечился над ним, зависнув над струями воды. Теплые потоки приятно щекотали мои тылы, и я галопом погнал бородатого к финишу — благо он был не за горами.
Я не слышал, как открылась дверь в ванную комнату, но зато услышал голос тещи за своей спиной:
— Вам потереть спинку?
Я замер, придушив лысого в руках, не зная, куда его спрятать: карманы остались в штанах, а штаны лежали на диване в комнате для гостей.
— Спасибо, Алевтина Ивановна! — гаркнул я, стараясь держаться к ней спиной.
— Да не на чем, — добродушно ответила теща, и я почувствовал, как сильные руки принялись за мое тело.
Потом она опустилась на колени, и намылила мою задницу, тщательно пройдясь руками между половинок. Мой морячок гордо смотрел вдаль, в надежде разглядеть в туманной дымке душевой спасательный круг подходящего размера.
Намылив меня всего со спины, теща мягко развернула меня к себе лицом, и... Продолжала намыливать дальше. Мой капитан болтался в дюйме от ее головы, иногда тыкаясь в ее щеки, уши, или забираясь на лоб. Она невозмутимо продолжала натирать меня, как будто я вызывающе не торчал перед ее лицом блестящей лысиной, из которой сочились прозрачные капли. Добравшись наконец до палубной пушки, теща непринужденно схватила ее за ствол, и стала надраивать волосатые ядра, которые через короткое время стали блестеть, на зависть коту.
Я наклонился к теще, и, со словами «Мама Аля, спасибо большое!», стал целовать ее в губы. Она крепко держала меня под уздцы, и пыталась что-то сказать, но я не отрывался от нее, и она угомонилась. Теща спокойно ждала, пока я с ней нацелуюсь, сжимая меня одной рукой, и продолжая намыливать другой. Я и не думал прекращать — когда еще представится такой случай! — просто схватил ее голову и стал целовать ее взасос.
Постепенно она стала мне отвечать, а не просто стоять на коленях, в ожидании, когда я, наконец, от нее отстану — видимо, эти поцелуи разбудили и ее.
Я стал медленно двигаться в ее руке, и — Слава Богу! — она поняла, что от нее требуется.
Теща на мгновение выпустила меня, быстро сняла блузку, вывалив огромные груди наружу (я теперь понял, в кого пошла моя Женька), закрыла глаза, и стала искать мои губы для поцелуя. Я впился в них, с ходу воткнув язык между ее зубов. Крепкие крестьянские руки схватили, и погнали моего гонца в галоп, ее губы полностью поглотили мои, высасывая из меня последние силы. Я понял, что попал на вечернюю дойку, и не заметил, как через минуту залил ее груди обильными сгустками, перевыполнив план по ежедневному надою в колхозные закрома.
Мама Аля вытерла свое обширное как поле тело, убрав с него все высаженные мною семена, и непринужденно заговорила о чем-то — как бы продолжив дружескую беседу на природе, прерванную незначительными осадками. Я восхитился таким подходом с ее стороны, и решил, что у меня есть теперь шанс продвинуться дальше в исследованиях загадочной крестьянской души — благо у меня была в распоряжении целая неделя.
Утром, оставив свою деревенскую половинку в объятиях морфея (если была возможность, Женька вставала поздно днем), я кое-как привел себя в порядок и ломанулся на кухню. Моя ржавая (после вчерашнего) голова требовала полной антикоррозийной обработки, и патентованное средство марки «Джонни Уокер» (заботливо захваченное мною из города), было сейчас наиболее уместным.
На кухне я застал предмет своих желаний, облаченную в короткий ситцевый халатик цвета беж. Теща надраивала грязную посуду после вчерашних посиделок — также, как вчера она надраивала меня. Я поздоровался, мы поцеловались, потом еще поцеловались, потом еще... И я понял, что Женькина мама обладает каким-то природным магнетизмом, противостоять которому я был не в силах: мой чертик опять выскочил из штанов, наливаясь силой, и превращаясь в самого настоящего дьявола.
Теща вернулась к посуде, а я в изнеможении плюхнулся на стул, пососал Джонни из горлышка, и стал лихорадочно вспоминать: какой там срок у нас предусмотрен за изнасилование?!? Вот и отдохнул, называется, от плотских утех в тени дерев...
Алевтина Ивановна вооружилась тряпкой, и полезла под стол подтереть какой-то кровоподтек: «это Гаврила вчера опрокинул бутылку красного», вспомнилось мне. Тещин халатик задрался, и на меня уставился глаз Саурона, обрамленный «ресницами» черных волос между белых полушарий, с коричневой ямочкой «на лбу» — белья на ней не было. Мой дьявол поднял голову и пристально посмотрел одиноким глазом в манящий источник вселенского зла: ему хотелось туда до липких слез.
Я, как вещий друид пошел на древний зов предков, доставая по дороге свой корень омелы, приготовившись совершить обряд жертвоприношения. Ничего не подозревающий агнец, стоя в позе речного омара, старательно затирал последствия вчерашнего журфикса, бесстыдно сверкая голым естеством. Я возложил длани на упругие бока кающейся Магдалины, и пронзил ее копьем Судьбы — пророчество свершилось!
Теща охнула (обряд посвящения был для нее полной неожиданностью), и вежливо замерла... И тут на меня снизошло просветление: вероятно, все, что хочет и делает мужчина в этом доме, подлежит обязательному и беспрекословному исполнению — теперь понятным было ее отношение к моим поцелуям! Мне не терпелось проверить эту мысль на практике, и с наслаждением стал трахать Женькину мать.
Теща стояла, не двигаясь, как корова в стойле: не мычала, и не телилась.
Я раздухарился, и ткнул указующим перстом в шоколадный глаз — пора было перебираться вверх по карьерной лестнице.
— Нет, — тихо сказала раба божья Алевтина, и перекрестилась.
«Понятно», подумал я, продолжая загонять тещу в угол стола, «значит, все-таки существуют ограничения по использованию малых народов в полевых условиях. Видимо, и омлетом тут не пахнет — не христианское это дело». Продолжая наполнять маму Алю пролетарским самосознанием, я вдруг услышал приближающийся скрип половиц, и трубный глас архангела Гавриила возвестил о явлении мужа, озадаченного, на этот раз, поисками истины не в вине, а в жене. Ясно представив себе, как я отправляюсь в ад по частям, если он застукает меня за этим не богоугодным делом, я пробкой от шампанского выскочил из узкого горлышка мамы Али, и с заинтересованным видом стал рассматривать репродукцию, висящую на стене. Это оказалась картина Верещагина «Апофеоз войны», где среди пирамиды черепов я уже отчетливо видел свою бестолковую голову.
Теща, кряхтя, вылезла из-под стола, и столкнулась нос к носу с Гаврилой, заруливающего на запах войны: в воздухе отчетливо пахло битвой полов.
— А... Это ты, — неуверенно сказал Гаврила, вновь не узнав меня, и повернулся к Алевтине, — Алька, — сказал он жене, которая судорожно вздрагивала и косилась на меня, — пойдем со мной, в огороде поможешь. — Она кивнула, и мелкими шажками засеменила вон из кухни, напомнив мне японскую гейшу.
«Это что же — опять заниматься рукоприкладством?!?», мысленно возопил я, сжимая в кулаке нереализованные возможности к самопознанию. «Ну, уж нет, увольте!». Я горным козлом поскакал в огород, вслед за своей козочкой, намереваясь под любым возможным предлогом закончить обряд инициации.
Моя недообъезженная лошадка стояла крупом кверху промеж грядок, а соседский мужик с полевым биноклем наперевес изучал тещину грядку промеж ножек, прячась в ветвях массивного дерева, напоминающего дуб в цвету. Подпрыгивая от нетерпения и гарцуя вдоль межи, я неумолимо приближался к раненой кобылке, желая добить ее точечными ударами в зияющую на солнце рану.
«Гаврила был подле сарая — Гаврила, молча водку пил. Пока он занят был процессом, схватил я тещу за бедро, и чтоб она вдруг не упала, ее на крюк свой насадил...», — весело плел я по дороге какую-то ахинею, как акын (что увижу — то спою), подбираясь к заветной мечте...
Мама Аля по обычаю затихла (она сразу становилась шелковая, когда Каменный Гость посещал ее темницу), и я, воровато озираясь по сторонам, поскакал что есть мочи, неся концом благую весть.
Гаврила (временно) бросил пить, и посмотрел на нас. Я остановился, и приветственно помахал ему рукой. Он посмотрел мутным взглядом куда-то мимо меня, и рухнул в кусты. Я заржал, и роя копытом землю, устремился к финишу. Теща вдруг очнулась, и стала двигаться со мною в одной упряжке. «Вот и тебя, наконец, пробрало», обрадовался я, что есть силы хлюпая внизу.
Сзади что-то хрустнуло: это с дуба рухнул сосед, не выдержав накала страстей. Я мысленно послал ему джедайскую установку: «Ты ничего не видел», но, видимо, он был тойдарианцем от рождения, и не чувствовал Силу. Он с воплями помчался по деревне, размахивая треснувшим от напряжения биноклем, и скрылся вдали...
Всему когда-то приходит конец — пришел он и к Алевтине. Она вдруг тоненько заголосила, и вся как-то завибрировала.
— Ой, что это... Как же это... Что со мною... — Запричитала она, еле держась на подгибающихся ногах.
— Это оргазм, детка, — пафосно изрек я, добивая ее, грешную, разящими ударами своей палицы, закаленной в семейных боях. И тут я почувствовал, что и для меня наступил момент истины.
— Fаtаlity!!! — Страшным голосом закричал я, выпуская порцию медихлориана в изможденную вагину, и повалился на землю, увлекая за собой счастливую фемину на благоухающую постель из трав и цветов — в пучки салата и резеды.
— Напрасно Вы, мамаша, отказываетесь от всяческих удовольствий! — Я тяжело дышал, и еще не отошел от Битвы Пяти Воинств, — вон, у дочки Вашей поинтересуйтесь, как бывает хорошо... Она тоже только из-под шкафа вылезла, когда со мной познакомилась — видимо, это у Вас семейное — а теперь от этой секс-террористки проходу нет: приходится скрываться в глухой деревне... Отдохнуть я хотел от всего этого... Если бы не Вы.
Алевтина Ивановна ничего не отвечала, только мелко дрожала, с трудом восстанавливая дыхание, и улыбалась...
... Все последующие дни я охотился за желанной добычей, настигая тещу в самых непредсказуемых местах: то в ванной, пока она развешивала белье; то на кухне, во время мытья посуды; то в ее супружеской постели, рядом со спящим в