«Известно, что оргазм не принадлежит ни к одному из органов чувств, но когда оргазм есть, он затмевает собой все остальные чувства» (Пол Джоанидис «Библия секса»)
«Это твой не входит, а мой входит, смотри Пятачок: входит и выходит, входит и выходит»
...В дверь постучали.
«Заходите», — Коротицкий встал из-за стола. Вошла соседка, держа за руку сынишку. Всхлипывая и упираясь, мальчишка тянулся за матерью, пряча за спиной левую руку.
«Что случилось, Аграфена?».
«Да вот, палец проколол», — она подтолкнула сына, и тот заревел в голос, обливаясь слезами.
«Чем?».
«Цепь проверял на велике. Подставил палец, его и затянуло на звёздочку, вот», — и она потянула левую руку мальчонки, приговаривая: «Давай сынок, пусть доктор посмотрит».
Коротицкий, наклонившись к мальчику и поддерживая его руку, стал разматывать бинт с проступавшей кровью. Ребёнок дрожал, едва сдерживая рыдания.
Ранка, с уже запёкшейся кровью, на последней фаланге указательного пальца — была сквозной, но косточка была цела.
«Так, так, так... ихм, сейчас...», — и Коротицкий, повернувшись к буфету и открыв дверцу, достал флакончик с перекисью водорода, бинт и ножницы. Мальчишка видел только ножницы, в его глазёнках метался страх.
Улыбаясь и словно не замечая напряжения ребёнка, Коротицкий взглянул на Аграфену и, покачав головой, сказал: «Придётся отрезать». Пацан закатился в истерике.
«Алексей Иванович!», — укоризненно глядя на доктора, женщина гладила голову и плечи, вжавшегося в неё мальчишки.
Поняв, что переиграл, Коротицкий демонстративно, со стуком положил ножницы на стол, присел и, показывая бинт, сказал: «Мне нужно отрезать кусочек бинта, чтобы обработать ранку». Выпрямившись и, отрезав от бинта небольшой лоскуток, смочил его перекисью водорода и спросил: «Егорка, ты в садик ходишь, или ты уже большой?».
«Я... в первый... класс пойду, я... уже большой», — всхлипывая и вздрагивая, мальчишка чуть-чуть отодвинулся от матери.
«Ну, давай палец», — протирая ранку и видя, как кривятся губы ребёнка, добавил: «терпи казак, атаманом станешь».
Забинтовав палец, тронул Егорку за плечо и сказал: «Ну, всё казак; можешь седлать своего скакуна, только палец ему в рот больше не клади», — улыбнулся и, обращаясь к женщине, спросил: «У кого будет учиться, у Валентины Петровны или Натальи Васильевны?».
«Нет, классной будет Клавдия Николаевна», — ответила Аграфена.
«Пигуль?» — Коротицкий улыбнулся и его взгляд ушёл куда-то сквозь стену.
«Спасибо, Алексей Иванович, мы пойдём».
«Что? А, да да», — и, выйдя во двор, проводил до калитки.
***
Она проснулась от ругани и стонов, доносившихся из кухни и, сжавшись в комок, спряталась под одеяло.
«Ккуррва... нна, прроститутка... нна», — выкрики сопровождались глухими ударами.
Вздрагивая от этих страшных звуков, девочка встала с кровати и вышла из комнаты.
Мать, опираясь о пол, пыталась встать, а отец остервенело бил её сложенными в замок руками по спине и голове. Захватив волосы матери и, намотав на кулак, наотмашь, ударил в лицо. Охнув, и, закрыв лицо руками, она свалилась на пол. Отец пинал её, стараясь попасть в живот и в пах.
Завизжав, девочка бросилась на отца и, упёршись в него руками, стала отталкивать от матери. Он толкнул ее, и она упала, стукнувшись о ступеньку спиной и головой об дверь. Перед глазами поплыли круги, но она, преодолевая боль, встала и снова набросилась на отца. Оставив жену, он стал бить и пинать дочь. Теряя сознание, девочка услышала: «Поддай этой сучке, чтоб не лезла... «.
Она пришла в себя и, дрожа от холода, села на полу. В спальне горел свет, слышалось шарканье и смех. Из приоткрытой двери полоска света пролегла по полу до стены.
Клавдия встала и, подойдя к двери, заглянула в щель; голая, с распущенными волосами, мать, сидела верхом на голом отце, а он бегал кругами по комнате на четвереньках. Мать хохотала и взвизгивала, когда он резко останавливался и разворачивался.
...
«Сейчас я начну считать до трёх. При счёте три ты услышишь негромкий хлопок», — Коротицкий легонько хлопнул ладонями перед лицом Клавдии: «и проснёшься с ощущением бодрости, силы, хорошего самочувствия! Когда ты проснёшься, ты забудешь всё, что происходило с тобой в ходе сеанса. Очень хорошо! Итак, я начинаю считать! Один! Твои мышцы, Клавдия, начинают наливаться силой!», — Коротицкий провёл ладонями по плечам женщины: «Ты сильная, умная, уверенная в себе женщина! Тебе всё по силам. Очень хорошо! Два! Твоя голова ясная, светлая! Голова лёгкая, безболезненная!», — Коротицкий коснулся головы женщины ладонью с лёгким, выдёргивающим вверх, движением: «итак, при счёте три ты услышишь негромкий хлопок и проснёшься с ощущением бодрости, силы, здоровья и происходящих в тебе конструктивных изменений! Итак, я говорю «Три!», — Коротицкий хлопнул ладонями.
Клавдия открыла глаза.
***
— Толяааа.
— Ты чё орёшь? — Кошайкин выглянул из-за шкафа — Наверху он. Цепь полетела на транспортёре. Чё хотела?
Кошайкин знал, чё хотела Любка. Любка знала, что Кошайкин знает.
«Ну и пусть». — Скажи, что я заходила.
— Иди, не до тебя. У нас план — и вернулся к шкафу.
Любка вышла и, постояв минуты две, пошла к себе в весовую. Месячные закончились позавчера, матка сокращалась, и влагалище горело желанием. С Толькой она договорилась с вечера, сказав, чтобы пришёл к ней в весовую в три часа ночи. Не дождавшись, пошла сама.
Воздух, напитавшись сыростью тумана, ползущего от пруда, был противно холодным, и Любка куталась в телогрейку. На Заречной прокричал первый петух, ему отклинулся другой.
«Четыре часа» — тоскливо подумала Любка — «чёрт хромой, шёл бы уже домой свиней кормить» — и, пнув дверь, вошла в свою каморку.
Заменив лопнувшее звено и установив цепь на звёздочки, Толька спустился вниз.
— Любка не заходила?
— Всё? Можно включать?
— Да включай, дядь Петь, включай. Любка, спрашиваю не заходила?
Кошайкин закрыл дверцы электрошкафа и нажал синюю кнопку с надписью «НорияI». Подойдя к шахте нории, прислушался к работе транспортёра и, удовлетворённо кивнув, бросил: — Запускай котёл.
Толька подошёл к котлу, включил горелку и насос. Котёл, утробно, с воем загудел, стрелки манометров на приборной панели, дёрнувшись вверх и качнувшись назад, застыли, ожидая, когда поднимется давление.
— Я пойду, сына надо проведать, да свиней покормить... заходила... ты в каком классе учился, когда Степан повесился?
— В четвёртом — Толька догадывался, к чему клонит Кошайкин.
— Хороший был мужик, не пьяница, грамотный и работящий, да баба слаба на передок оказалась: таскалась со всеми подряд. И бил он её и уходил; да, видно, сердцем присох, вот и наложил на себя руки от безысходности. Тут, по весне, ты ещё с армии не пришёл, бригада шабашников летники строила. Все на неё слазили. Кто-то и наградил триппером.отпуск и закачусь в тайгу на охоту», — размечтавшись, не услышал, как с ним поздоровались.
«Толька!»
Он обернулся.
Во дворе дома, Клавдия, снимала с верёвок высохшее за ночь бельё и увидела проходящего мимо одноклассника. Она поздоровалась с ним, но тот даже не обернулся. Тогда, выйдя за калитку, она окликнула его.
«Клавка! Постой, ты же учиться должна, в городе».
«Отучилась. Буду в школе работать. Завтра к директору пойду, заявление писать. Кто у вас тут директор школы?»
«Ой, ну не придуряйся, ну кто у нас ещё может быть, Иван Кузьмич, конечно. А тётя Валя где?».
«Уехала к тётке в гости. Послезавтра вернётся».
«И ты не пригласишь меня?», — Толька усмехнулся, заглядывая в глаза.
Сердце трепыхнулось и заколотилось, толкая кровь, удушливой волной нахлынул жар и, растекаясь по жилам стёк к животу. С усилием отведя глаза, Клавдия ответила, — Знаю я, что у тебя на уме, под юбку полезешь, бабник.
Русоволосый статный красавец, с голубыми, как весеннее небо, глазами и бархатным, завораживающим баритоном: по нему сохли все старшеклассницы в школе. Но, Тольку, мокрощелки, как он говорил об одноклассницах, не интересовали.
— Дай хоть воды попить, — и... шагнул к калитке.
***
Зачерпнув ковшиком воды из ведра на кухне, подала ему. Он взял двумя руками, захватив и её ладони, и потянул ко рту. Она не удержалась и шагнула, приблизившись вплотную и, ткнувшись коленом у него между ног. По телу пробежала судорога, грудь стеснило; а он пил жадно, торопливо, проливая воду, не отпуская её ладони. Допив, опустил руки и она, не удержавшись, левой рукой провела по его губам и подбородку, стирая капельки. Он, задержав её руку, целовал пальцы, щекоча дыханием ладонь. Она, вдруг, услышала, как запульсировала кровь, приливая к лобку, наполняя губы и сокращая матку, его колено ткнулось в промежность..
Левой рукой он обнимал её, а правой мял груди... закрыв глаза, гладила его спину и, раздвигая ноги и, поднимая их, впилась пятками в ягодицы, вдавливая в себя... скользнув правой рукой по животу и отклонившись влево потянул её за собой... гладил попу и пальцем водил по ложбинке от ануса к влажному набухшему влагалищу и захватывая мошонку прижимал яички к ягодицам... опустив левую руку и втиснув под его живот пальцем щупала твёрдую как камень плоть и, раздвигая вульву, коснулась клитора... и отстранившись и приподнявшись ждал когда повернётся и ляжет на живот и опустившись погрузился в липкую мякоть влагалища сжимая её плечи и двигаясь медленно и ритмично... и опираясь левой рукой просунул правую под её живот и нащупав пальцем припухший клитор гладил и тёр его... и застонав, выгнулась станом навстречу, чувствуя как хватает матка и сокращается влагалище, сжимая погружающийся член и охнула от боли, когда головка, через стенку влагалища ткнулась в мочевой и, когда он вышел из неё, снова повернулась и легла на спину разведя ноги и, выгибаясь навстречу его движениям и, опускаясь, со стоном, прикусила губу и, закрывая глаза, хрипела, задыхаясь... и
— Есть кто дома?
Клавдия вскрикнула от, резанувшего влагалище и промежность, спазма. Толька резко дёрнулся и застонал, лицо перекосилось от боли.
Соседка, тётя Шура, стояла в проёме комнатной двери и, зажав рот рукой, смотрела на любовников, округлившимися
Войти
Скачать рассказ
Скачать как JAR (JAVA-книга)
Тётка
@eromo_org