Не плачь, Дурында - читать порно рассказ онлайн бесплатно

— Лёш, там Людочка скучает, а меня Данила проводит.
И снова специально подставила Сиденко свои губы. Что я творю, идиотка!!
— Марин, — сколько в этом обращении металла.
Сиденко оторвался от мусоленья моих губ.
— Ты чего Боровой, глухой что-ли? Девушка ясно сказала о своих желаниях. Иди отдыхай.
Лёшка совершенно проигнорировал выпад противника, а лишь тихонечко, но, с прежним металлом в голосе, позвал:
— Марина, поехали.
Я уж было шагнула к нему, но Сиденко крепко держит.
— Ты ей что, папа? Или сам её хочешь трахнуть?
— Она сестра, Андрея Сысоева.
Данила рассмеялся.
— Кто бы мог подумать, что у очкарика вырастет такая симпатичная сестрёнка.
Мой брат, тоже красивый, хочется кричать мне. У Лёшки же заходили желваки на щеках. Ой. Ой.
— Марина едет домой, найти себе кого-нибудь повзрослее!
— Иди на хрен, она вполне уже выросла, вон какие сиськи!
Руки Сиденко весьма нагло ощупали мою грудь. Я в растерянности, даже не пытаюсь освободиться, просто потрясена самой ситуацией, в которой оказалась из-за своей же глупости. Отвратительно! Лёшка стремительно приблизился. Отталкивает Сиденко от меня. И тут же получает в челюсть. Я визжу. Мамочки, бедный Боровой.
Он орет:
— Марина, отойди!! — и разъярённым быком бросается на моего ненавистного кавалера.
Завязалась нешуточная потасовка, и я не пойму кто кого бьёт, и, кто побеждает. Опять визжу. Потом, зажмурив глаза, просто шагнула на них, решив попытаться разнять дерущихся парней, тут же получив весьма увесистый тычок в голову.
— Я же сказал, уйди! — заслоняет меня собой Боровой и пропускает ещё один удар в челюсть, падает. Лёшечка! Ненавижу этого Сиденко! Сама от себя такого не ожидая, размахнулась и отвесила ему увесистую оплеуху. Данилу это окончательно взбесило.
— Шалава малолетняя!! — услышала комплимент в свой адрес.
Он даже замахнулся, но Лёшка опередил, отбросил его со всей силы, свалив на землю. И снова бой. Опять кулаки, маты и мой визг. Они же поубивают друг друга! Бедный Боровой. Наконец-то крики услышали, прибежала куча народа, начали разнимать дерущихся парней, растаскивать в разные стороны. Сиденко матерится, как сапожник, сыпля в адрес Борового угрозами. Лёшка смотрит угрюмо и сплёвывает кровью.
— Не смей к ней приближаться, даже близко!
К Боровому подбегает Людочка, обнимает, гладит по волосам, что-то говорит ласково и заботливо. Не верится даже, что они «просто трахаются».
— Люда, позже поговорим, мне нужно Маринку отвезти домой.
Ликование радостной волной разлилось во мне. Лёшка подрался, из-за МЕНЯ, Лешка отшил Людочку, из-за МЕНЯ!
— Детское время кончилось, — добавляет Боровой, опять сплевывая кровью.
Одной фразой гася во мне радость и разыгравшиеся было мечты.
Ну и пусть я для него ребенок! Ничего, вырасту, стану сексуальной, умной, красивой! Такой, что он не сможет пройти мимо, не сможет обозвать меня больше «дурындой».
Боже, как приятно ехать вместе с ним на мотоцикле, обхватив крепко руками за талию, вдыхая его запах, чувствуя своим телом его тело, омываясь воздухом, ветром и рычанием мотора. Ещё сильнее прижалась к Боровому, обхватила словно клещами крепко-крепко. Хочу ехать так, как можно дольше, хочу, чтобы этот миг никогда не заканчивался! Внизу живота, нарастает тепло и томление. И никакая я уже не малышка, знаю — это желание. Трусики, наверное, насквозь мокрые. Моё тело готово, оно хочет познать, что же это такое — быть женщиной, познать с ним, с Лёшкой.
Мотоцикл остановился, мотор заглох. Но мы не двигаемся. Нет, я всё так же крепко обнимаю его, прижимаясь, как можно ближе. Его сердце стучит сильно и быстро, а может так бьётся моё, отдаваясь даже в голове, прижатой к лёшкиной спине. Не могу разжать объятий, не хочу! — Приехали, — тихонько говорит Боровой.
— Дырында, ты что там, уснула?
Опять эта ненавистная кличка. Она словно катализатор для меня! Быстро оказалась на ногах, отстранившись от такого притягательного тела.
— Ага, я помню, «детское время кончилось»!
Голос дрогнул, выдавая обиду. Тоже мне притворюшку нашла. Лёшка вслед за мной слезает с мотоцикла, страдальчески кривится и морщится. Какая же я эгоистка беспросветная, забыла обо всём, кроме себя любимой!
— Лёш, тебе больно?
— Всё нормально.
Какое там нормально, он весь в крови, губы распухли, костяшки пальцев разбиты! Под уличным фонарем возле моего дома всё прекрасно видно. Вид, более чем устрашающий.
— Лёш, пойдем в летнюю кухню, надо ранки обработать и от крови тебя отмыть, тётя Валя если увидит будет в шоке.
Боровой усмехается опухшими кровоточащими губами.
— Мать Тереза, блин. Мозги надо было включать! Сиськи выросли, а ума, нет! Сиденко взрослый парень, который не будет обжиматься по углам, любоваться на звёзды и вздыхать, воспевая твою красоту.как по-другому выразить свою благодарность. — Лёшечка, Лёшка, Лёшенька!
Какое у него тяжёлое дыхание. Теперь моя очередь. А что если, как в том порно? Почему, нет!? Постепенно поцелуи снижаются, теперь мои губы покрывают его живот. Боровой, вздрагивает, мышцы пресса напрягаются. Какая у него приятная кожа, какая у него горячая кожа, какая у него вкусная кожа. Лёшкины глаза прикрыты, когда я, собрав всю свою смелость и наглость в кулак, берусь за пряжку ремня, по его лицу словно проходит судорога. Впервые вижу так близко, реальный мужской член. Во мне сейчас почему-то совсем нет стыда или смущения, тяну к нему руки. Он приятный на ощупь, нежный шелковистый, но твердый и мощный. Что там было дальше? Взять в рот, облизнуть. Когда-то это мне казалось таким пошлым и унизительным, сейчас кажется, естественным. Ведь если любишь человека, хочется целовать его всюду. Осторожно касаюсь губами головки, член вздрагивает под моими губами, Лёшка стонет. Прохожусь языком по всей поверхности, потом плотно обхватываю губами, всасываю в свой рот. Моя любовь солёного вкуса. Округляю губки и скольжу дальше по стволу члена. Лёшкины руки ложатся на мою голову, зарываются в волосы. Давят насаживая сильнее на себя. Ещё один его хриплый стон. Ой, как глубоко! Поперхнулась, закашлялась, из глаз брызнули слезы. Боровой сразу отпускает.
— Лёш, прости, я научусь.
Тяну к нему руки и губы, собираясь продолжить. Но он отстраняет, отодвигает меня. В глазах явственно читается сожаление и сосредоточенность.
— Нет, Марина, нет!
— Я неправильно делала?
— Не в этом дело, понимаешь... , — впервые вижу нерешительность на его лице, — ... ты всё равно не поймешь.
Застёгивает молнию на брюках и ремень. Его ладони обхватывает мои горящие огнём щеки, смотрит мне в глаза. Лёшка, Лёшенька, я тебя люблю!! Так сильно люблю, что мне хочется кричать об этом во всё горло. Но я даже почему-то шёпотом не решаюсь произнести заветные слова. Однако они жгут, жгут меня изнутри, вырываясь слезами, которые крупным горохом катятся из глаз.
— Не плачь Дурында, — шепчет ласково Боровой и целует в лоб, потом во влажные глаза. Отстраняется... уходит.
Уходит?! Но почему? Я не понимающе смотрю на его широкую спину. Что я сделала не так?! Чего, я не пойму?! Почему, я не пойму? Боже, я всё испортила!
...
Возвращение в реальность сопровождалось ещё одним витком боли. Я лежу на полу в ванной. Действительность кружится, расплывается, идёт кругами. Это точно ванная? Вон умывальник, из крана которого всё ещё льётся вода. На полу мохнатый белый половичок, стоивший кучу денег. Муж удивлялся: «10 тысяч — за это?». Обречённо вздыхал, но отсчитывал купюры. Кран, надо закрыть кран! Нет, главное позвонить мужу, или Андрею, или в скорую! Встаю, открываю дверь и тут же падаю как подкошенная, теперь уже на полу в коридоре. Окружающие предметы расплываются. Вокруг меня словно закручивается светло-зелёная воронка. Невольно отмечаю, обои в коридоре такого цвета. Пытаюсь подняться, но сил на это нет, в теле не осталось больше костей. Слёзы бессилия покатились по щекам...
— Не плачь, Дурында, — снова слышу Лёшкин голос и переношусь на десятилетие назад в своё прошлое, в то лето, когда я так сильно любила...
Опять прячусь за занавеской, который день прячусь за занавеской, подглядывая за Боровым. Его разворот плеч, неторопливые, наполненные уверенностью в себе, движения, сосредоточенное сейчас выражение лица — всё в нём восхищает. Облизнула, вдруг пересохшие, губы. Ну почему он остановился, тогда? Видимо я не сексуальная. Не сексуальная?! А как объяснить его горящий взгляд, дрожащее тело под моими губами? Как объяснить неровное дыхание, стоны и сожаление? Я же видела, чувствовала — ему было тяжело от меня оторваться! Может его возбуждение, просто реакция мужского организма на полураздетое женское тело рядом? Даже если оно принадлежит всего лишь маленькой глупенькой «дурынде».
— Мариш, — зовёт меня мама, отрывая от дурацких мыслей, — сходи к Боровым, тетя Валя обещала мне лекарство в аптеке купить.
Раньше, до того, когда всё переменилось, я была бы рада сбегать к соседям. Люблю Тетю Валю, она такая добрая, гостеприимная, и у них в доме всегда есть что-то вкусненькое. Буквально до позавчерашней ночи, я была бы рада сбегать к соседям, чтобы лишний раз полюбоваться Лёшкой и почувствовать опять то сладкое томление в груди и внизу живота, которое возникает каждый раз, когда его вижу. Сейчас ноги не слушаются, словно колодки на них надеты. Страшно посмотреть ему в глаза и понять — он уже забыл тот эпизод в летней кухне. Понять, что это имеет значение только для меня. Как назло, попала на обед. Как назло, Лёшка сидел прямо напротив входа и мой взгляд сразу же наткнулся на него. В груди, внизу живота не просто томление, там словно чертей поджаривают на сковородке. Он посмотрел лишь раз. Но этого хватило для того чтобы забыть зачем я собственно пришла к соседям. Стою застывшей статуей, чувствуя, как краска, горячей волной прилила к лицу. А перед глазами картинка — мы в летней кухне на тахте, и я целую, целую его, постепенно опускаясь вниз.
Наконец смогла разлепить, словно воском запечатанные губы.
— П-приятного ап-п-петита.
И чего я заикаюсь скажите пожалуйста. Барышня кисейная.
— Здравствуй Мариночка, — тетя Валя как всегда