Как меня женили. Часть 1: Западня - читать порно рассказ онлайн бесплатно

романов. Даже никаких интрижек на работе! Разумеется, плевал бы я на все их ультиматумы, если бы не он...
А они ведь из кожи вон лезут. Думают, я не заметил? С тех пор, как я появился здесь, у них стало дурным тоном носить нижнее белье! Духи только с феромонами, украшения только чтобы подчеркнуть природные прелести... «Ах, Фарит Тимурович, вы же живете один? Ну, кто о вас еще позаботится, как не родной коллектив!» — как правило, после этих слов мне в руки буквально впихивают полтонны котлет, булочек, пирожков, пряничков. Слава Хаосу, хоть борщей в баночках пока не было!
— Доброе утро, — от очередной демонстрации груди и прочих богатств Ирины Федоровны меня спас жесткий голос Людмилы Эрастовны.
Светлана улыбнулась старшей коллеге, виновато кивнула Ирине и в мгновение ока испарилась. Ее французский шарм тут же вытеснил строгий англо-саксонский порядок Людмилы.
Ирина также кисло улыбнулась, демонстративно поправила платье, с грохотом выдвинула ящик стола, в котором она хранила книги и наглядные пособия, схватила всю стопку и пружинистым шагом вышла в коридор.
— Доброе утро, Людмила Эрастовна, — я не смог сдержать вздох облегчения, хотя обычно в ее присутствии чувствовал себя более чем просто скованно.
— Угу, — не глядя на меня, ответила она.
— Фарит Тимурович? — в кабинет, улыбаясь во все тридцать два жемчужно-белых зуба, заглянула Сара Игнатьевна, завуч старших классов.
Во всех отношениях потрясающая женщина. Потрясающая, прежде всего, своими размерами и формами. Имея рост не более полутора метров, она умудрилась вырастить себе талию примерно такого же обхвата. Как говорится, легче перепрыгнуть, чем обойти. У нее было несколько математических прозвищ, за каждое из которых острословов, которые их придумали, можно было без проблем отчислить из школы и тут же зачислить на второй курс любого технического вуза. Лично я для себя называл ее Сарочкой, грассируя.
Она не без труда протиснулась в узкую дверь и тяжело опустилась на стул у моего стола. Я поднял на нее глаза, сняв очки и потерев переносицу.
— Фарит Тимурович, — проговорила она, отведя глаза в сторону, — у вас сегодня, кажется, четыре урока.
Я кивнул:
— Три, начиная со второго. Я заканчиваю в половине первого.
— Не могли бы вы задержаться после уроков? — она вдруг покраснела. — У меня день рождения, и я хотела бы видеть вас среди моих гостей.
— Разумеется, Сара Игнатьевна, — я с трудом сдержался, чтобы не грассировать, обращаясь к ней.
— Вот и отличненько, — заулыбалась завуч и звонко чмокнула меня в щеку.
— Какой вы галантный кавалер, — без тени улыбки произнесла Людмила, едва дверь за Сарочкой закрылась.
— Какой есть, — я пожал плечами и уткнулся в тетрадь, которая уже несколько минут лежала передо мной раскрытая.
— А так как вы непьющий, будете нас сегодня по домам провожать, — она обернулась ко мне и поправила очки.
— Для этого уже давно придумали такси, — буркнул я.
Она презрительно хмыкнула и вышла в коридор.
Почти сразу после ее ухода прозвенел звонок. За дверью послышался торопливый топот десятков ног, а затем все стихло, лишь изредка до меня доносился свист и крики из спортзала.
Прошло примерно пол урока, и я проверил около трети контрольных, когда дверь учительской снова скрипнула, и в кабинет заглянул круглолицый румяный буфетчик Ромчик.
— Здорово, — сказал он, убедившись, что я один.
— Проходи, — я отложил ручку и потянулся.
— Хе, а тебе идут очки, — улыбнулся Ромчик и плюхнулся на стул, на котором не более двадцати минут назад восседала Сарочка.
— Спасибо, — кивнул я. — Какие новости?
Он вздохнул:
— Голяк. Мне вообще кажется, что мы здесь теряем время в пустую. А у тебя?
— Та же фигня.
— Ну, мало ли, может, этот дурачок Васек тебе чего-то рассказывал...
— Этот дурачок при каждом удобном случае пытается меня убедить в том, что ислам это религия рабов и фанатиков.
— Хе, а ты ему не говорил, что любая религия предназначена лишь для того, чтобы подавить индивидуальность и заставить человека делать то, что он сам делать не хочет?
— Ага, может, ему всю космогонию надо было описать? — я ухмыльнулся.
— И не забыть о том, что все это существует лишь благодаря нам.
— Думаешь, этот болван поверил бы?
— Явил бы ему какое-нибудь чудо, — Ромчик передернул плечами.
— Да ну его, — я вздохнул. — Честно говоря, меня все это начинает бесить. У меня уже месяц не было секса, а эти кошки недотраханные так и липнут ко мне. Еще немного, и я не выдержу.
— Тяжко тебе приходится, — он хлопнул меня по плечу и поднялся. — И у меня такое ощущение, что в этом ничего нет. Пустышка.
— Нет, здесь точно что-то есть, — я тоже встал из-за стола и отошел к окну. Ветер гнал по небу рваные серые тучи, срывал листья с деревьев и гонял их по асфальту. Сентябрьское солнце слабо пригревало мои щеки через стекло. — Здесь точно что-то есть, — повторил я.
Он положил руки мне на плечи и коснулся губами моей щеки:
— Ну, есть и бог с ним, — жарко выдохнул он мне в ухо.
— Перестань, — я передернул плечами и сбросил его ладони.
— Да ладно, тебе ведь это сейчас нужно, — он обнял меня за талию и обжег горячим дыханием шею.
— Отвали, — прошипел я в ярости.
Он вздохнул и опустил руки.
— Не смей. Слышишь? Никогда не смей предлагать мне это, — проговорил я, не оборачиваясь. — Забудь о том, что тогда произошло. Это было ошибкой.
Он снова вздохнул и направился к двери.
— Тебе что-то оставить? — спросил он тускло уже на пороге.
— От вас сегодня корицей пахло, — буркнул я.
— Хорошо, — ответил он, — я отложу тебе парочку. Я развернулся и проводил его тяжелым взглядом. Он вышел в коридор с расстроенным видом.
Это действительно было ошибкой. Я должен был тогда держать себя в руках. А теперь... сейчас уже поздно что-то менять. Он все еще относится ко мне скорее как к любовнику, чем как к брату. И это отвратительно. Черт, чем больше я думаю об этом, тем большей сволочью себя чувствую.
Я вернулся за стол, надел очки и взял следующую тетрадь. Половина работы была написана темно-синей ручкой, а половина — светло-голубой. Я отложил эту тетрадь и взял следующую. Здесь история повторилась с точностью до наоборот: полработы написано светло-голубыми чернилами, а вторая половина — темно-синими. Близнецы, черти, убью обоих. Тетрадями они меняются. Самое смешное — в обеих работах ни одной ошибки или помарки. Все равно двояки обоим... и оставлю их после уроков — пускай переписывают. Мне тут в любом случае лишний час куковать, а так хоть какая-то польза будет.
За дверью учительской прозвенел звонок, и в кабинет тут же влетела Альбина.
— Ох, уж эти дьяволята, — выдохнула она, задержавшись у зеркала.
— У вас был урок в 11-А? — спросил я с ухмылкой.
У нас уговор — даже наедине мы обращаемся друг к другу на «вы» и используем только вымышленные имена.
— Ну да, — улыбнулась она и снова села на край своего стола, вытянув длинные стройные ножки. — Вы уже выучили мое расписание?
— Не ваше, а 11-А, — ответил я.
— Ну да, конечно, — кивнула она, — там же ваши родственники учатся.
— Что они натворили на сей раз? — поинтересовался я.
В этот момент в кабинет вошла Светлана Павловна. Она с улыбкой кивнула Альбине, бросила короткий взгляд на меня, покраснела как вареный рак, и отвернулась к зеркалу, якобы поправляя прическу.
— Мы сегодня писали диктант, — начала пояснять Альбина, — так знаете, что они устроили?
— Дайте-ка угадаю, — еще шире улыбнулся я, — посреди работы они обменялись тетрадями.
— Вот именно! — в негодовании воскликнула она. — И как прикажете оценивать их работы?
— Лично я за такую штуку поставил им двояки и сегодня оставлю их после уроков, — сказал я со вздохом. Осталось самое сложное — сообщить о моем решении им.
— А это не слишком жестоко? — вдруг проговорила Светлана, не глядя на меня.
Я вздохнул. Жестоко. Да что ты знаешь о жестокости, детка?
— Ну, надо же их как-то учить работать самостоятельно, — я передернул плечами.
— А их родители? Может, стоит с ними поговорить? — она посмотрела на меня так, что на мгновение у меня даже сжалось сердце.
— У них нет родителей, — я отвел глаза не в силах выдержать этот взгляд. — Их мать бросила их, когда они были совсем маленькими, а их отец... погиб прошлой весной, — я искоса взглянул на Альбину. Она незаметно кивнула. — Они живут в приюте при мечети. А я, как их ближайший родственник, присматриваю за ними, слежу за их успехами в учебе, помогаю делать домашние задания, да и вообще забочусь о том, чтобы они были одеты, накормлены...
— Я слышала, — проговорила Светлана после молчания, — что вы тоже живете в приюте.
Я кивнул.
— Вы знаете, Фарит... Тимурович, — она сделала многозначительную паузу между моим именем и отчеством и села на краешек стула у моего стола, — я уже говорила раньше, что вы очень добрый, — ее ладошка вдруг легла на мое запястье. Я поднял на нее глаза. — А сейчас я вижу, что вы еще и очень чуткий и внимательный... и заботливый, — она улыбалась такой грустной улыбкой, что мне захотелось коснуться кончиками пальцев ее щечки. Но я удержался от этого, чувствуя на себе тяжелый взгляд Альбины. — Вы были бы замечательным отцом.
Я горько усмехнулся и слегка сжал ее ручку свободной рукой:
— Вы меня совсем не знаете, Светлана Павловна.
— Я хочу узнать вас, — проговорила она, понизив голос.
— Не стоит, — я покачал головой, — такие как я счастья не приносят.
— Опять эти Мансуровы, — вдруг раздался от двери жесткий голос Людмилы Эрастовны. Светлана Павловна вздрогнула, поспешно отняла руку и поднялась ей навстречу.
— Что случилось, Людочка? — с улыбкой поинтересовалась Альбина.
— Достали меня эти басурмане, — заявила Людмила. — Мало того, что их к доске, видите ли, надо только парой вызывать, так они еще и по коридорам ходят, держась за ручки. Ни дать, ни взять любовники.
— Будет вам, Людмила Эрастовна, — улыбнулся я, вставая и собирая книги и тетради, — они же никому не мешают. Ну, хотят они держаться за ручки — на здоровье. А вот если они желают, чтобы их к доске парой вызывали, вы их предупредите, что и оценку будете