Рассказ скачан на сайте http://eromo.org Название: Глава из книги "Колесо фортуны" Тяготы восхождения на голливудский киноолимп Гера и Ники расположились на заднем сидении. Какое-то время мы ехали молча, каждый думал о чём-то своём, а я думала только об одном — как-бы не влететь в очередную яму и не угробить машину. Но вот мы выехали на трассу, дорога стала шире, полотно асфальта стало намного лучше, и я прибавила скорость. За окном монотонно проносились деревья и телеграфные столбы, однообразный серый пейзаж стал навевать на меня сон. Чтобы не уснуть, я встряхивала головой, останавливалась через каждый час, но стоило мне сесть за руль, как сон опять начинал одолевать меня. С такими темпами мы и до ночи не доедим, подумала я. Ещё и радио не работает. Повернувшись к Ники, я попросила пересесть её на переднее сидение, поговорить со мной, рассказать что-нибудь, не дать мне уснуть окончательно и не разбиться. Что же тебе рассказать? усаживаясь рядом со мной, спросила Ники. Ну, не знаю! Что-нибудь весёленькое. Весёленькое? задумалась Ники. Ты знаешь, Марина, в моей жизни было так мало веселья, что даже и вспомнить нечего. Тогда расскажи о своей жизни, ведь мы с Герой ничего о тебе не знаем. Кто ты, откуда, где росла, где училась, о своей семье расскажи, в общем, рассказывай всё что хочешь, только не молчи, а то я сейчас усну. Ладно, расскажу вам, так сказать, свою биографию. Но предупреждаю: она у меня не такая простая, как вам могло показаться. За свою короткую жизнь я повидала уже столько, что некоторым и на две жизни хватило бы. Ничего, рассказывай, нам ещё долго ехать! Даже не знаю с чего и начать, грустно вздохнула Ники. Ну, ладно, начну с того, что я родилась во Франции, в небольшом городке под Парижем. Во Франции? удивлённо воскликнули мы с Герой. Да, во Франции. Моя мама, известная пианистка, когда была на гастролях в Париже, влюбилась в молодого, красивого и довольно богатого месье. Он и уговорил её остаться там навсегда, предложил ей выйти за него замуж и остаться жить во Франции. Так она и сделала, а через девять месяцев родилась я. Назвали меня Никит № 225;, или проще Ники. Вместе мои родители прожили недолго. Отец, как и многие французские мужчины, любил веселье и шумные компании, имел кучу любовниц и постоянно где-то пропадал. И вот, не прожив с матерью и пяти лет, он развёлся и уехал, оставив ей небольшую сумму на банковском счету и меня, маленькую девочку. Мама, состоя в браке, занималась только мной и поэтому нигде не работала. После развода ей пришлось искать работу, потому что тех денег, что оставил ей отец и тех сумм, которые он ежемесячно выплачивал на моё содержание, нам с трудом хватало, чтобы сводить концы с концами. Музыканту постоянную работу во Франции было найти практически невозможно, разве что в ресторане играть по вечерам, но и эта работа была не особенно высокооплачиваемая. Когда мне пришла пора идти в школу, маму пригласили играть в маленьком кафе, на Лазурном берегу Франции. Она приняла приглашение, и мы переехали туда жить. Там я пошла в школу, а мама устроилась играть в кафе, в небольшом ансамбле. Так ты и французский язык тоже хорошо знаешь? Да, французский — это мой родной язык. Но кроме французского, английского и русского я ещё свободно владею испанским, итальянским, немецким, сербским, турецким, и немножко разговариваю на китайском. Ни фига себе! Где же ты научилась всем этим языкам? Хм! — хмыкнула Ники. — Жизнь сама меня научила. На Западе очень многие разговаривают на английском, а испанский и итальянский — так в Ницце, где мы жили, половина всего населения испанцы и итальянцы, они там и живут и работают. По соседству с нашей квартирой, которую снимали мы с мамой, жила большая испанская семья. У них было восемь детей, со многими из них я дружила, от них и научилась хорошо разговаривать на испанском. А в ансамбле, где работала мама, работали итальянцы, я часто приходила к маме на репетиции и там научилась итальянскому языку. А немецкому? Немецкому… Когда мне исполнилось пятнадцать лет, на меня обратили внимание местные рекламные агентства и предложили сниматься в рекламе разных товаров и услуг. Вся их реклама была дурацкая и деньги, которые они мне платили, тоже были дурацкие, а я выматывалась на съёмках так, что к концу дня уже еле-еле ноги переставляла. Среди фотографов, которые со мной работали, был один немец Густав. Я ему понравилась, и он стал за мной ухаживать. Вечером, отпахав день на съёмках, мы вместе шли посидеть в уютном кафе, или просто отдохнуть на берегу моря. Со временем у нас завязался роман, Густав, стал приходить к нам домой, и часто оставался на ночь. И в пятнадцать лет мама тебе уже разрешала спать с Густавом? — удивлённо посмотрела я на Ники. Мама как уходила в полдень в своё кафе, так только на следующий день возвращалась, так что спать с Густавом мне никто не запрещал, к тому же во Франции девочки рано начинают жить с мужчинами, иногда и в тринадцать. Даже матерями становятся рано. А я глупая тогда ещё была, если бы не Густав, а кто-либо другой у меня был давно, наверно, залетела бы, но Густав любил меня, заботился, да и не нужны ему были лишние хлопоты. А через какое-то время он окончательно поселился у нас и мы стали с ним жить, как муж и жена, уже ни от кого не прячась. Скажи, Ники, а те фото, для рекламы, в которой ты снималась, были эротического характера? Смотря что ты подразумеваешь под словом «эротика». Допустим, мои фото в «бикини» это тоже эротика, но были и фото, где я топлес, а иногда и НЮ. Понятно, — кивнула я. — Так что там у тебя было с Густавом дальше? Ничего не было. В семнадцать лет мы с ним расстались — он уехал в Англию, получил там работу в престижном журнале, а мне порекомендовал ехать в Дюссельдорф, у него там остались друзья, которые смогут помочь мне устроиться в модельном бизнесе. Так я оказалась в Германии. Ники замолчала, обдумывая с чего начать рассказ о своей жизни в Германии. Так ты устроилась там на работу? И да, и нет, — тяжело вздохнула Ники. То есть, как это и да, и нет? Друзья Густава пообещали устроить меня работать фотомоделью в один известный немецкий журнал для мужчин, но сказали, что нужно немного подождать, пока освободится место. Вот только, сколько ждать они мне не сказали. Через три месяца у меня закончились деньги, нужно было срочно искать хоть какую-нибудь работу, но в Германии, гражданам других государств, работу найти очень не просто, вернее найти её можно, только работать там вряд ли кто-то захочет. На таких работах обычно заняты приезжие из стран Африки и Азии. А как же ты выживала без денег? Как могла, так и выживала, — тяжело вздохнула Ники. — Давай я лучше тебе о чём-нибудь другом расскажу. Об Америке, например. Нет, об Америке мне, конечно, тоже очень хочется узнать, но, ещё больше я хочу знать как ты в Германии жила. Расскажи, пожалуйста! Ладно, слушай, — согласилась Ники, — Только учти — это была совсем не весёлая жизнь. По объявлению в газете, я нашла дешёвое жильё, буквально за сотню марок в месяц, на что-то более приличное у меня денег тогда уже не было. Это была однокомнатная квартира. Вместе со мной её снимали ещё пять человек три девушки и два парня. Однокомнатную квартиру? А спали вы как? Хм, спали! — грустно хмыкнула Ники. — Это передать невозможно — главное было дожить до ночи, лечь, а потом ещё и уснуть! У нас, на шестерых, было только две кровати, мы их сдвинули, поставили вплотную и спали все вместе! Кто, где и с кем — не имело значения! Главное было добраться до кровати и уснуть! Все мои соседи по комнате работали на швейной фабрике. Узнав о моих проблемах с работой, они и меня туда устроили. Работали мы с шести утра до восьми вечера, один час нам давали на перерыв, да через каждые два часа разрешали на пару минут в туалет сбегать! С работы приходили — в душ и в туалет очередь! Уставали так, что иногда даже на унитазе засыпали. Чтобы экономить воду, мы в душ по два человека, независимо от пола, ходили, а одевались, только когда на работу собирались — стащишь с себя после работы мокрое от пот а бельё, да так и ходишь. Некоторые и вовсе голые ходили, никто никого не стеснялся. Мы, вообще, о таком понятии как стыд не думали, самым большим нашим желанием было как-бы поскорее помыться, да лечь спать! Тогда у меня появилась подружка. Звали её Милинка, она из Сербии в Германию на заработки приехала. Мы с ней и работали вместе, и кушали, и в туалет, и в душ ходили вместе, и даже спали вместе. Кто из нас первый до кровати успевал добраться, тот место сразу на двоих и занимал. Знаешь, — смущённо посмотрела на меня Ники. — Спать с человеком несколько лет и не… ну, в общем, у нас с ней начались отношения… Лесбийские, — уточнила я. Нет, что ты, лесбийские — это очень грубо сказано. Просто мы спали всегда рядом, в обнимку, ну и так, тихонько, чтобы никого не разбудить, иногда ласкали друг друга и, даже, целовались. Делали мы это незаметно для окружающих, не то, что Дженгиз, придурошный турок, который спал рядом со мной — вечно обхватит меня, облапает всю, закинет на меня свою волосатую ногу, и храпит до утра, аж стены ходуном ходят. Хорошо хоть не домогался, ведь там у нас всё было если кому-то захочется, так далеко и ходить не надо всё под боком! Но жили мы, несмотря ни на что, мирно и очень слажено! Однажды Милинка получила письмо от своего друга из Америки, который уже несколько лет жил там и работал. В письме он писал, что в Штатах можно очень хорошо зарабатывать, снимаясь в эротических фильмах. Девочки, снимающиеся в таких фильмах, зарабатывают от пяти тысяч долларов в месяц и больше. Он объяснил, что это не порнофильмы, а фильмы эротического содержания — так что, писал он, сами думайте и решайте. Что там думать! Хуже эротики, чем в нашем вонючем бардаке, вряд ли уже придумаешь, а заработать в кино можно было в десять раз больше, чем нам платили на этой нашей долбаной фабрике. Быстро собрав свои вещи, мы с Милинкой сели на пароход и поплыли в Америку. Подожди, я заеду на заправку, у нас бензин заканчивается, перебила я Ники. * * * Порядок! — выезжая на трассу, улыбнулась я загрустившей Ники. — Так что ты там про Америку говорила? Та! махнула она рукой. До Америки ещё доплыть надо было! Мы туда целый месяц добирались! А почему? Это что, так далеко? подала с заднего сидения свой голос Гера. Смотря на чём плыть. Мы же не на круизный лайнер билеты купили. То корыто, на котором мы плыли, заходило во все порты, в которые только можно было зайти. Они сутками что-то грузили и разгружали, потом день плыли и опять грузили. На этом корыте были ещё пассажиры и все китайцы. Ох и вонь же у них стояла! Вы себе даже представить не можете! Жили они в соседней с нами каюте рассчитанной на четыре человека, но их там было как в муравейнике человек десять. Они у себя в каюте и кушать готовили и стирали и в туалет ходили. Вот только со сливом у них что-то случилось, так они нагадят унитаз с верхом, и только тогда сливают. А жара стояла такая, что дышать было нечем, так ко всему этому ещё и вонь от их дерьма присоединялась. Ну, прям, запахи их родного Шанхая, блин! Да, Ники, я тебе не завидую! Да это что — это было только начало! А вот когда мы в океан вышли, начался такой шторм, что мы с Милинкой, вместе с нашими матрацами, летали из одного угла каюты в другой, а блевали дальше, чем видели. Чем мы только блевали понять невозможно! Мне казалось, что с меня вышло всё, чем меня мама ещё в детстве кормила. Каюты по щиколотки были залиты водой, а в ней плавала наша блевотина, да ещё и то, что принесло из китайского унитаза. Мы даже думали, что китайцы уже на унитаз не ходили, потому что столько дерьма, сколько плавало, из унитаза не вынесет. А они заглянут к нам и всё на своём щебечут: «duibuqi!», «renwukeren!», «zaorikangfu!». (Простите пожалуйста! Это невыносимо! Всё будет хорошо!) Я тогда и материться научилась на китайском. Я слушала рассказ Ники и укатывалась со смеху, хотя прекрасно понимала, что всё это совсем не смешно. Посмеялась бы я, окажись на её месте! Так до Америки вы всё же доплыли, или так, в китайском дерьме и утонули? Когда, дней через десять, шторм закончился, мы это дерьмо ещё до самого Нью-Йорка выгребали. На еду вообще смотреть не могли, как увидим сразу блевать бежали, только уже не на унитаз, а за борт, чтобы потом работы меньше было. Туда же и писать ходили. Как за борт? Ну да! Сядешь, задницу свесишь и писаеш! Правда, один раз Милинка чуть за борт не выпала — я её еле за юбку поймала! В Нью-Йорк пришли, все на берег сходят а мы идти не можем бросает со стороны в сторону так, как будто мы только что с карусели слезли! От голода животы втянуло, сами бледнее смерти, согнулись пополам, так ещё и все вещи наши пропали. Что, китайцы спёрли? Нет! Китайцы здесь не при чём, правда они свою руку тоже к этому делу приложили, вернее, даже не руку… в общем, после того как наши вещи в их китайском дерьме искупались, всё, что можно было с ними сделать — выбросить их к чертям собачьим за борт, чтоб не воняли. А китайцы хорошие ребята оказались — когда они увидели как нам плохо, забрали нас к себе, в свой маленький «Чайна Таун», уложили в постель и неделю отпаивали своими экзотическими китайскими зельями. А что за зелье? Помогает хоть? Ой, одни их названия чего только стоят: «целебная настойка таёжных трав на моче уссурийского тигра», или «отвар из мушек, живущих на падали высокогорных баранов». Противно, но помогает! И долго вы у этих китайцев жили? — сдерживаясь из последних сил, чтобы не рассмеяться, спросила я Ники. — До киностудии хоть добрались? Мы у них потом ещё целый месяц рыбу чистили и на базар таскали, чтобы денег себе на дорогу до Сан-Диего заработать. А когда денег уже достаточно накопили, купили билеты и полетели в Лос-Анджелес, так знаете, нас в самолёт не хотели впускать, так от нас этой рыбой воняло! Потом всё же впустили, но посадили в самом хвосте самолёта, а пассажиры стали от нас требовать, чтобы мы открыли окна и проветрили салон. Оглянувшись на Геру я не выдержала и стала откровенно ржать. Вместе со мной укатывалась от смеха и Гера, но громче всех смеялась сама Ники. Наконец, насмеявшись вдоволь, мы попросили её продолжить свою захватывающую историю о «триумфальном восхождении на киноолимп». Ну, добрались мы до этой долбаной киностудии, пришли, а нам говорят: «Нужно кастинг пройти. Приходите через три дня!» Приходим мы в назначенное время на кастинг, волнуемся — у Милинки акцент сильный, могут и не взять. Как же вы прошли? Ведь у вас ни актёрского мастерства, ни таланта, ни опыта не было. Мы с ней уже столько за эти дни прошли, что кастинг для нас был вообще делом плёвым. В общем, оттрахали нас на камеру, за милую душу, и говорят: Вы приняты, только сейчас работы нет. Идите домой и ждите, когда понадобитесь, вам сообщат. — Правда, заплатили за «кастинг» по четыреста долларов каждой. Всё, девки, я больше не могу! — остановившись у обочины, вывалилась я из салона. От смеха у меня свело челюсти, глаза застилали слёзы. Так вы стали сниматься в «эротическом кино»? придя немного в себя, спросила я у Ники, сгорая от желания поскорее узнать финал этой «киноэпопеи». Да, пришлось, поморщилась Ники. Но мы поставили условие, что если мы в этом, так называемом «киношедевре», будем сниматься, то, в крайнем случае, в роли подружек-лесбиянок и никакого секса. И много вы сняли таких «киношедевров»? Та нет, всего три, а потом нас уволили. А чего уволили? Что — лизать плохо получалось? Нет, у нас с Милинкой всё хорошо получалось, только когда по сценарию, мы должны были «фистингом» заниматься, мы наотрез отказались от предложенных нам ролей и нас выставили. Но там на наше место целая очередь желающих сниматься стояла, так что студия в накладе не осталась, а мы, подкопив денег, поехали в Сан-Франциско. Знающие люди нам сказали, что там более приличную работу найти можно. Ну и — нашли? Нашли. В Сан-Франциско мы познакомились с Галиной Авериной. Теперь я здесь, в России с вами катаюсь, а Милинка в Нью-Йорке, в её главном офисе работает.