Рассказ скачан на сайте http://eromo.org Название: Москва слезам не верит —... ПОЛЕЖАЕВСКАЯ! Костю придавили к дверям. «Буду плоский», думал он, вцепившись в портфель. Вагон трещал по швам. Потертые и сдавленные, как в соковыжималке, люди ехали с работы и огрызались друг на друга: — Аккуратней... — По ногам... — Мужчина, держаться надо... — Стала, блядь! Пройти трудно, да? Прям ебать как трудно, да? — какой-то парень насел на девушку, стоявшую у дверей. Людское цунами выволокло ее к краю, и она вжалась в угол, где ее все толкали. — Коззза! — парень выскочил, наконец, на перрон и исчез. «Хорошенькая какая», думал Костя, разглядывая пострадавшую. Треть вагона вышло прочь, и освободилось несколько мест, тут же занятых расторопными бабульками. Одно осталось свободным. Оглянувшись, девушка нерешительно присела. «Вот таким всегда и хамят...» В такт его мыслям откуда-то возникла непристроенная бабулька: — Уселась! Пенсионерка! — Садитесь... я смотрела — вроде никого не было... — оправдывалась девушка. У нее был голосок-колокольчик, как у царевен в старых мультиках. — Смотрела она! — ворчала бабулька, утрамбовывая боками соседей, чтобы было просторней сидеть. «И защитить некому, видно», думал Костя, глядя на Царевну. «Вот сейчас выйдет — и все... а там на нее опять наорет кто-нибудь...» Царевна и впрямь подошла к выходу. «Нет, так нельзя», вдруг решил Костя. Открылись двери — и он вышел прежде, чем понял, зачем он это сделал. «И что дальше? Так и буду топать следом... а домой попрусь на своих двоих, потому что снова спускаться в эту преисподнюю нет никаких сил... Как же, ну как же заговорить с ней?» — мучительно думал он. В его голове вертелись эффектные сцены: амбалы грязно домогаются его Царевны, а он... Костя был типичным студентом-технарем — тщедушное телосложение, сутулая спина, очки — но в своих фантазиях иногда превращался в грозного мачо, наводящего страх на врагов. —... Дэушка! Закурить дашь? Костя очнулся. Они уже вышли на улицу. Вокруг околачивалась обычная ночная публика, полупьяная и горластая, как гамадрилы. Двое привязались к Царевне: — До сих пор не куришь? А давай научу? Давай? Или вот он научит. Васюх, научишь зайца курить? Васюх облапил Царевну за плечи. Костя зажмурился. «Если не сейчас, то потом не смогу», понял он. И ринулся в атаку: — А ну отвали, блядь! — орал он, зажмурив глаза. — Клешню нахуй убрал, блядь! Отвалили все от девушки быстро! Быстро, я сказал, блядь! Щас заебаю, блядь! Уебы, хуи недососаные, пиздохуярища тримандоблядские, мудоебы, мать вашу нахуй пиздец, блядь! Он вопил на весь район, надрывая глотку. Вокруг собралась публика. Гопники, приставшие к Царевне, обалдели от такого напора, и сама Царевна тоже. — Да не ори ты! Мы просто, это самое... — оправдывался Васюх, с уважением глядя на Костю. Через две минуты тот шел с Царевной по пустой улице. — Вы извините, эээ... за лексику, — оправдывался Костя. — Да ладно, ничего, — говорила Царевна, глядя на Костю во все глаза. — А вы, наверно, много тренируетесь? — Ха! Я?... Нет, знаете, вот... как ни удивительно, но это был дебют... — Дебют? Блестящий дебют! Поздравляю вас! — Эээ... спасибо! Просто я хотел вас защитить... — Защитить? — Ну... понимаете, я еще в вагоне видел, как вам хамили всякие... Москва слезам не верит, знаете ли... И подумал: время позднее, а тут такие дворяне ошиваются, что... И не ошибся, видите... — Постойте. Вы что, специально вышли, чтобы составить мне личный экскорт? — Ну... ну да, ха-ха... Можно и так сказать. И видите — пригодился же... — И часто вы так... подрабатываете? — Я? Нет. Неееет... Я вообще не подрабатываю. Просто вы мне вдруг очень понравились. — Понравилась? Чем? — Сам не знаю. В вас есть что-то такое... Как на старых фото, знаете? Такое одухотворенное... Я как представил: вот вы, и рядом — вся эта наша с вами, извините за выражение, действительность... Вот и пришлось выскочить на три станции раньше... Царевна улыбалась странной улыбкой, которая и окрыляла Костю, и вгоняла его в ступор. (мама! — взвизгнула Маша, когда они чуть не свалились со стула. — Ой! Ой! — заливалась она своим смехом-колокольчиком. — Чего ты смеешься? — Хорошо мне, вот и смеюсь... Пошли. Пошли, рыцарь. Пошли в чертог, — она схватила Костю за руку и, притащив к постели, прыгнула туда, как была, в туфлях и платье: — Иди ко мне! Костя прыгнул туда же, и они завозились, как счастливые котята. — Ииииыыы! — визжала и хохотала Маша, и Костя вместе с ней. — Ну? Ну? — спросила она, когда чуть отдышалась. — Что «ну»? — Кто первый? — Что? — Вот дурачок!"Что, что... « — она приподнялась и стащила с себя платье, оставшись в одном белье и туфлях. — Теперь ты. Костя, не сводя с нее глаз, разделся до трусов и майки. — И все? Ты трус. — Я не трус. — Трус. Давай вместе. Осторожно, подстраиваясь друг под друга, они оголили торсы. — Ну? — шепотом спросила Маша. У нее были сиськи-висюльки сосками вниз, трогательные и забавные. Их сразу захотелось лизать и теребить носом. — Страшно? — Нет. — Ты раньше делал это? — Да. — А я нет. — И я нет. Я соврал. — Мы оба хороши. Я тоже соврала... Твоя очередь! — Чего это? — спросил Костя, но все-таки снял трусы, оголив большой член, багровый и налитой от возбуждения. — Того. Закрой глаза. — Ты не закрывала... — Закрой! Костя зажмурился. Через секунду к нему прильнуло теплое тело, в лицо ткнулись лизучие губы, и Костя застонал от блаженства, окутавшего его, как кокон... — Нравится, да? — шептали губы. — Ааааа... — Не смотри на меня. Не смотри туда. Давай сразу... — Маша нащупала член и попыталась всунуть в себя. Костя простонал: — У меня... нет... презерватива... — И? Что делать? — Не знаю... Ааааа! Он вдруг ухватил Машу, наполовину оседлавшую его, за голые бедра, и с силой натянул на себя. — Оооууууууу... — выгнулась Маша. — Больно? Прости, прости... — Да нееееет... Аааа... — Что? — Аааа... Просто я не знала, что это так приятно, понял? Ааааа... Окрыленный Костя вдавился в Машу до упора и стал с силой подбрасывать ее, удерживая за бедра. Из него рвался напористый ритм, и Костя выталкивал его в сладкую женскую плоть — еще, и еще, и еще... — А! А! А! — стонала Маша. Ее сиськи-висюльки подпрыгивали, как надувные шарики. Костя выгнулся и ухватил губами одну. Маша захныкала: — Ой-ей-ей... ааааа! Аааааа!.. Костя теребил языком сосок, как струну. Тряска была такой бешеной, что сиська едва держалась во рту. — Мммммммм... — вдруг взревел он, не размыкая губ, и сдавил мертвой хваткой Машины бедра. Его член рвался, толкался и заливал ее новыми, новыми, новыми струями спермы, сладкой и жгучей, как пунш, если его лить прямо в горло... — Оооууух... — Ааааааа... Маша лежала на нем и дышала ему в шею. — Ты... кончила? — Неееееет... но было таааааак... — Давай я тебе сделаю... ну... это... — Нет! — Почему? — Не надо. Не смотри туда... — Ну как же? Я ведь только что тебя там... — Неееееет! Но Костя уже разворачивал ее. И застыл. —... Ну вот. Я же говорила! — Что это? — Неважно. Шрамы. — Шрамы? Тебе делали операцию? Маша помолчала. Потом спросила: — Это очень ужасно? — Ну причем тут?... Расскажи. Она молчала. — Расскажи! Что с тобой было? Маша вздохнула: — Ладно. Сам напросился. Пять лет назад меня изнасиловали. Трое. А потом они меня... Они взяли большой нож и отрезали мне... тут, — Маша тронула пальцем огромные рубцы, темневшие на месте половых губ, больших и малых. — Я все чувствовала. Я кричала, как резаная... потому что и была резаная. Они разделывали меня, как тушу. Потом они отрезали мне пальцы. Вот... — она скинула туфлю, подтянула ногу, и Костя с ужасом увидел, что на ступне нет половины пальцев. — Ломали, потом резали. Потом стали рвать мне волосы. Захватывали вот так — Маша намотала прядку на пальцы, — и рвали. Тоненько брали, чтобы уж точно наверняка... Потом я ничего не помню. Помню только больницу. Я истекла кровью, и меня еле спасли... Она говорила глухим голосом, как из-под подушки. — С тех пор я ни с кем... ну, ты понимаешь. Считай, ты мой первый мужчина. Костя сидел, как каменный. Потом вдруг упал на Машу и стал целовать ее, давясь слюной и слезами: — Маша... Машенька... Теперь я всегда буду с тобой... Теперь тебя никто никогда не обидит... Никто... никогда... *** Утром, когда они шли к метро, им преградили дорогу двое. — А? Что ты нам вчера хотел сказать? А? Не слышу! — вопрошал один Костю, сдавив ему шею. Тот хрипел и пускал пузыри. Второй подошел, размахнулся... Внезапно все опрокинулось. Горло расперло кашлем, в глаза ударило солнце и голубое небо... «Мне врезали в челюсть, и мне не больно?», думал Костя... и вдруг понял, что ударили не его. Держась за горло, он поднялся с травы. — Вот тебе! — Машин кулак снова и снова влетал в рожу амбалу, упавшему на траву. — И тебе! — добавила она Костиному обидчику. Оба любителя музыки валялись, как груши, хлюпая расквашенными носами. — Хоть лежачих и не бьют, но... Костик, Костинька, ты как? — она подбежала к нему. — Они не сильно тебя?... Пойдем, мой зайчик... Костик смотрел на нее, не двигаясь с места. — Что? Я чемпионка Москвы по тайскому боксу, разве я не говорила тебе?... В наше время надо быть сильной. Вот тогда еще вышла из больницы — и сразу на курсы... Москва слезам не верит. Пойдем! — Но... — Костя поплелся за ней, оглядываясь на лежащих амбалов. — Но... А вчера, у метро... — Аааа... Так то Васюх с Шамилькой, одноклассники мои. Нормальные пацаны, никогда не приставали... Манеры у них, правда, не дворянские... Ты их сильно впечатлил. Понимаешь, они хоть и нормальные, но все хиляки. Я ведь знаю их, как облупленных... А ты — первый настоящий мужик, которого я встретила в своей жизни. И теперь я тебя никуда не... Зеленый! Бежим!